Превратности любви…
(Рассказы)
Её глаза пленительны, как звёзды, или Дело было в Ленинске. Байконур
Глава 1. Начало восьмидесятых
Мысли и воспоминания Андрея Коровёнкова. Художественное оформление — Дельф.
Я бессмысленно валялся на диване, курил сигарету за сигаретой и тупо пялился в телевизор.
Там шёл какой-то дурацкий фильм, даже и не пытался вникнуть в его сюжет. Хандра.
Вообще-то я не нытик, но теперь остался почти на месяц один. Жена с дочкой уехали к бабушке с дедушкой в Подмосковье. Вот и пришла хандра гостьею непрошеной.
С Верой, женой, мы, конечно, пара далеко не идеальная. Да и вообще, есть ли идеальные пары в природе? Сомневаюсь. Пара мы не идеальная. Но как-то пусто в доме стало. И, конечно, по Маришке, дочуре, скучаю. Даже не думал, что буду так тосковать без этого маленького вездесущего чертёнка.
А вот теперь скучаю без её звонкого голосочка, без её блестящих глазёнок и без запаха моей роднюлечки, которую я вечером обязательно целую в макушку, желая ей спокойной ночи…
Нет! Если останусь дома, просто сойду с ума! Пойду куда-нибудь, поужинаю. Выбор в нашем городе небольшой. Можно сходить в «Луну». Грустноватое название, как раз под моё настроение. Не то чтобы я хотел есть, тем более что готовят там так себе. Просто мне сейчас надо побыть среди людей. Причём незнакомых. Которым нет дела до меня.
Шум голосов, звон посуды, громкая музыка. В другое время меня бы это раздражало, но сейчас не могу больше быть один на один с этой чёртовой хандрой.
Приказываю себе подняться, одеться и — шагом марш. Человек я военный, приказы не обсуждаю.
В ресторане даю трояк официанту и прошу его «сделать» мне столик где-нибудь в сторонке.
Зал только наполовину полон (или правильно сказать — пуст наполовину?), но хорошее место за «просто так» не получить.
Заказываю солянку. Нет, есть я не собираюсь, но не сидеть же за пустым столом. Ковыряю для приличия. Вроде съедобно.
В углу на небольшой сцене лабают местные музыканты. Ну что сказать — какой ресторан, такие и музыканты!
Мужичок, явно командировочный, пьяненькой походкой подходит к сцене и веером бросает в оркестр рублёвки. Штук десять, не меньше!
— Листья жёлтые! — он, наверно, в восторге от своей оригинальности.
Ребята-музыканты, угодливо улыбаясь, впиливают:
Листья жёлтые над городом кружатся!
С тихим шорохом нам под ноги ложатся…
Командировочный уже выплясывает с очень откровенной девицей. Перед ней и выпендривался.
Боже! Как мне они все противны! И этот придурочный командировочный, вихляющийся с этой шалавой, и эти дешёвые лабухи. Похоже, хандра таки увязалась за мной.
И от осени не спрятаться, не скрыться…
Золотые слова. И от осени, и от хандры не спрятаться, не скрыться.
Музыка наконец заканчивается, и музыканты делают вид, что собираются на перерыв. Ждут заказов…
Я неожиданно для самого себя направляюсь к сцене.
— Ребята, а можно я свою песню спою? Кстати, тоже про осень.
— Да без проблем! — кивает мне ударник (наверно, он у них за старшего). — Башляй — и ты уже поёшь!
Протягиваю ему пятёрку. После щедрот командировочного, конечно, скромновато. Но обычный тариф-то — трояк!
— Ладно! — соглашается старший. — Ты же свой, видно. Пой, братан! Только давай насчёт мелодии уясним.
Запрыгиваю на сцену и, к моему удивлению, буквально в пару минут ребята соображают с мелодией. Всё не так запущено, как могло показаться!
Дую пару раз в микрофон, для проверки, и начинаю:
Взял я гитару — струны запели,
Всё оказалось предельно простым!
Нет, мы расстаться с тобой не хотели,
Но все надежды тают, как дым.
Тают, как дым…
В зале — ноль внимания. Все жуют, разговаривают. Мелодия — медляк, не интересно. Начинаю понимать музыкантов. Закрываю глаза и продолжаю:
Бросить! Разве можно всё бросить?
Поздняя осень — тревожные сны.
Проседь, белый иней, как проседь,
На лугах, что мечтают дождаться весны.
— Красивая песня!
Какой чудесный голос! Открываю глаза…
Нет! Тут несоответствие. Если я уже открыл глаза и вижу то, что вижу, значит, я умер, прожив безгрешную жизнь! Кажется, только в этом случае являются прекрасные ангелы! Да нет, вроде как не умер, а уж насчёт безгрешной жизни — даже вариантов нет! Значит, это чудо во плоти! Причём во какой «во плоти»! Глаз не оторвать! Зеленоглазая шатенка с фигурой — умереть не встать!
Ой! Всё-таки умереть!
— Это моя песня, — набираюсь решимости ответить чудесному видению.
Зеленоглазка сердито хмурится. Явно не верит.
— Это правда моя песня! — прижимаю руки к груди. Почему-то мне очень надо, чтобы эти зелёные глаза мне поверили.
Она смотрит на музыкантов, те подтверждающе кивают.
— Извините, просто я думала, что песни сочиняют… ну, кто-то вроде небожителей!
— Какое совпадение! А я ведь вас тоже принял за ангела, слетевшего на нашу грешную Землю, — у меня получилось сказать это вслух!
Зелёные океаны искрятся смехом.
— Андрей, — представляюсь я, слегка кивнув и лихо щёлкнув каблуками.
— Анджела, — у неё маленькая ладошка и тонкие длинные пальцы.
— Ну вот! Так и есть! — торжествую. — Анджела — значит ангел!
Музыканты уже смотрят на нас с недовольством: мы явно мешаем другим посетителям с заказами песен. Зал тем временем потихоньку заполняется.
Насчёт «сходить куда-нибудь вечером» в нашем городе выбор небольшой.
— Позвольте проводить вас к вашему столику, — я опять щёлкаю каблуками.
— Военного видно даже в штатском! — усмехается Анджела. — Но я только что пришла. И вообще приехала в ваш город несколько часов назад, зашла вот поужинать, а тут вы со своим вокалом!
— Тогда разрешите пригласить вас за свой столик! — намёк на своё пение решаю пропустить, знаю, что не Кобзон.
Зеленоглазка несколько секунд смотрит изучающе, потом улыбается:
— С удовольствием!
Она, деловито нахмурившись, изучает меню, потом вопросительно смотрит на меня:
— Может, вы что-нибудь посоветуете?
Я усмехаюсь:
— Самый лучший совет — не брать ничего. У нас в солдатской столовой вкусней готовят… Ну, если уж совсем нет выбора, берите солянку. Я вот не отравился.
— Да уж! У нас в Питере выбор побогаче!
— Так вы из Ленинграда? Красивый город.
— Красивый — это слабо сказано! — патриотично заявляет Анджела. — Самый красивый на Земле.
Даже если бы это было не так, я бы не спорил.