Матадор
(Повесть)
Глава 7
Мигель с содроганием смотрел на мужчину перед ним. На лице этого человека будто поставили печать Ада, глаза сверкали странным демонизмом, а левая часть лица, перекошенная, почти всегда неподвижная, иной раз странно вздрагивала в дьявольской усмешке. Родригес иногда верил, что перед ним стоит мертвец, который всё время умирает и которого всегда возвращают из преисподней с новыми отметинами, свидетельствующими о его пребывании там.
Тяжело было начать разговор. Тому служили разные причины. Одна из них заключалась в том, что Мигелю всегда тяжело было начинать разговор с этим человеком. И человеком ли? Можно ли так называть того, кто убил всю свою семью жесточайшим образом: отрезав жене голову, а половые органы сына развесив на ограде своего дома и сев после этого неподвижно рядом с ними, пока его не увидели случайно проходящие мимо люди. Тогда Родригес спас от казни этого человека, потому что началось расследование прошлого убийцы, а это прошлое тесно пересекалось с настоящим Мигеля… не секрет, что многие дела решаются не самыми чистыми методами. В этом случае помощь человека, стоящего перед помещиком, становилась неоценимой.
Вторая же причина заключалась в том, что Родригес не знал, как начать разговор, ибо в этот раз его просьба была слегка необычной.
Хесус оперся о дверь своей огромной рукой. С его ростом под два метра тяжело долго ожидать кого-либо в небольшом помещении стоя. Он хрипло спросил:
— Что-то нужно?
Мигель кивнул.
— Да, нужно. Я позвал тебя, чтобы обсудить одно дело.
Хесус поднял руку и потёр свой шрам на лбу.
— Это прекрасно, Мигель. Твои дела обычно делают мой месяц безоблачным… несколько нетрезвым. Я слушаю тебя.
Родригес закашлялся.
— Это будет необычное дело.
— Я мало чему удивляюсь в этой жизни, поверь.
И левая часть лица Хесуса внезапно вздрогнула, заставив тем самым вздрогнуть Мигеля, причём всего от пяток до головы. Он никогда не мог к этому привыкнуть.
— Ты слышал что-нибудь об Эмильяно?
Хесус мрачно впился своими чёрными как смоль зрачками в глаза Мигеля.
— У нас здесь ходит столько этих Эмильяно, что я потерял им счёт. Каждый день такие Эмильяно отправляются на наши многочисленные кладбища, я лично помню, как пытал одного Эмильяно. Мне пришлось отрезать ему пальцы, чтобы убедить его сознаться в том, чего он не совершал.
— Он сознался?
— Нет.
— И что случилось?
— Я отрезал ему все пальцы.
— И отпустил.
— Да, отпустил.
Хесус замолчал. Через некоторое время он продолжил:
— Но перед этим я ещё отрезал ему ноги. Думаю, я ему дал шанс.
Мигель лишь крепче сжал ручку своего кресла. Какой же ужас внушал ему этот человек — без совести, страха, жалости, сострадания! Хесус ничем не гнушался, у него была одна прописная истина: удовольствие превыше всего. Он мог бить беременных женщин, издеваться над детьми, топить младенцев. Ему нужно было одно — деньги. Чтобы он мог как следует отдохнуть — то есть напиться в ближайшей таверне и снять женщину лёгкого поведения (которые после ночи с Хесусом обычно не оставались в живых). Удивительно, но, несмотря на все эти факты и запоминающуюся внешность, его по-прежнему не могли задержать.
Мигель возобновил разговор:
— Я говорю о молодом матадоре… может быть, ты слышал о нём?
— Тот, который завтра будет драться с этим свирепым быком?
— Да, именно он.
— Я тут слыхал недавно, ты будто ему покровительствуешь?
Мигель поджал губы.
— С некоторых пор нет… но я думаю, это информация, которая не является для тебя важной.
Хесус усмехнулся, в этот раз по-настоящему.
— Да, действительно. Знаешь, просто люблю быть в курсе происходящего. Чувствую живую необходимость в этом… впрочем, я понял тебя. Ну и что требуется от меня? Вряд ли тебе выгодно убивать его. И я, кстати, уже купил себе место на арене, самому интересно, сможет ли он кончить этого быка.
— Я думаю, не сможет. По крайней мере, от этого напрямую зависит размер твоего вознаграждения.
Хесус замолчал.
— Продолжай.
— Я хочу, чтобы ты завтра перед боем пробрался за арену, знаешь, там, где тореро готовятся к выходу?
Хесус задумался, затем кивнул:
— Это не проблема.
— И я хочу, чтобы ты ранил его, но не убивал. Ранил настолько, чтобы он не мог продолжить бой, однако чтобы рана не была настолько серьёзной… хотя бы на первый взгляд…
— Я понял тебя. У меня есть план.
Мигель удивлённо вскинул густые брови. Всё-таки этот человек поражал его со всех сторон.
— В чём же он заключается?
— Я скажу, что сам был матадором. Внешность у меня такова, что ты никогда не скажешь, кто я на самом деле, а мои шрамы могут быть доказательством правоты. А перед самым боем я сделаю ему надрез на сухожилии тонким лезвием. Я знаю одну точку на ноге, сначала он не почувствует боли, но потом будет еле ходить. А учитывая, с кем он завтра будет драться, варианта лишь два: если он идиот, то пойдёт на бой и там его затопчут, а если умный, то откажется драться.
Мигель подумал: «И тогда затопчу его я. Идеальный расклад».
— Что ж, мне нравится твоя идея. Если всё пройдёт как надо, послезавтра ты проснёшься богатым.
Хесус почесал свою густую чёрную щетину, которая уже начала медленно превращаться в бороду. Его лицо, будто высеченное из камня, озарилось мрачной, тяжёлой улыбкой, а огромные руки сжались в кулаки.
— Можешь быть спокойным, Мигель, матадору завтра не победить. Он должен быть чем-то большим, чтобы сразиться с быком, имея такую рану.
— Слушай, а если он с раной победит?
— Это невозможно. Он будет еле ходить, а ты же представляешь, какая реакция нужна, чтобы победить быка? Причём я говорю даже не об этом Малыше, а о ком-то более простом.
— Ну а всё-таки?
Хесус пожал плечами.
— Если матадор победит с такой раной, то он — не человек. Он — Бог. Здесь сложно что-то прибавить.
Мигель покачал головой:
— Он очень силён и ловок. Мы должны перестраховаться, Хесус, просто обязаны быть готовыми ко всему.
Хесус внимательно посмотрел в глаза Родригесу.
— Знаешь, Мигель… в твоих глазах появилось нечто новое, и мне это не нравится.
— Ты о чём?
— Ты боишься его. Я никогда не видел страха в твоих глазах, а сейчас вижу его… и ещё кое-что. Надеюсь, что я ошибаюсь.
Мигель встал, его вдруг пронзила ярость:
— Хватит плести чушь! Кто запугал меня?! Этот сопливый выскочка?! Я могу его уничтожить одним взмахом своей руки! Одно слово — и его здесь не будет!
Хесус ещё раз внимательно взглянул на Мигеля.
— Сдаётся мне, он тебя чем-то задел, причём настолько сильно, что ты уже перестал думать трезво. А я никогда не видел победителей с пеленой ярости на глазах.
— А сам ты? Ты убил больше человек, чем у меня волос на голове!
— Это правда. Но правда и то, что я всегда контролировал ситуацию.
Мигель, тяжело дыша, прочти прошипел:
— А я не контролирую, по-твоему?
Хесус ничего не ответил, лишь неподвижно стол и по-прежнему смотрел на Родригеса.
— Я контролирую ситуацию. Но мне не помешает уверенность. Поэтому слушай мой план на тот случай, если этот чёртов матадор каким-то образом завтра победит…
Хесус подошёл к Мигелю и сел рядом. Они ещё долго о чём-то говорили, прежде чем двухметровый великан покинул особняк Родригеса, заслужив испуганные взгляды Валери и Марианы, которые вообще предпочитали не пересекаться с этим страшным человеком.
А сам Мигель остался сидеть допоздна в своём кабинете, смотря неподвижно сквозь окно на звёзды и о чём-то раздумывая.
***
Все куда-то спешили. Улицы Мехико стремительно наполнялись людьми, которые, возбуждённо разговаривая о чём-то и без остановки жестикулируя, шли в одном направлении. Сегодня их сердца должны были соединиться, соединиться прекрасным и в то же время жестоким зрелищем — корридой. По всему городу пестрели афишы, которые сообщали об одном и том же: сегодня в полдень матадор Эмильяно сразится с непобедимым быком по кличке Малыш. Люди, принимающие ставки на бой, уже не знали, куда деваться от этого бесконечного наплыва зевак, каждый из которых хотел попытать счастья.
Дать начало бою должны были власти, лишь с их разрешения могло что-либо свершаться в этом городе, но препятствий не возникло — сам мэр, страстный поклонник данного вида деятельности, никак не мог стерпеть и постоянно ёрзал в своей центральной ложе, ожидая выхода главных действующих лиц, чтобы дать сигнал к началу первой фазы корриды.
Солнце уже клонилось к горизонту. Коррида должна была начаться ровно в пять часов, томиться в ожидании истосковавшимся по этому зрелищу людям оставалось недолго — не более часа.
***
Эмильяно готовился в нижнем помещении арены к бою, сосредоточенно думая о чём-то. Иногда он вставал и имитировал движения, которые ему предстояло совершить в бою, затем снова садился обратно, вспоминая всё, чему его учили. В пять часов он выйдет в традиционном шествии, поклонится участникам, а затем будет ждать первой терции, где состоится его первая встреча с Малышом. Гонсалес был полностью сконцентрирован на предстоящем поединке. Он попрощался с сестрой ещё с утра, строго-настрого запретив ей приходить на бой. Это стало для них уже многолетней традицией. Лаура оставалась дома и молилась за брата, а он обыкновенно выигрывал поединок.
Он не думал сейчас о Мариане, запрятав мысли на самую глубину. Он также не думал о том, какие тяжёлые последствия ожидают его, если он проиграет. Эмильяно думал о том, что будет, если он выиграет. Если это произойдёт, то его ждут деньги, Мариана, другая жизнь в другом городе с двумя любимыми людьми. И, конечно же, слава.
Победа над Малышом нужна была Эмильяно как воздух, чтобы закрепить за собой статус непобедимого матадора. Данный поединок был ещё и прекрасным стимулом с точки зрения поднятия репутации. Любой матадор в меру честолюбив, более или менее. И Эмильяно втайне мечтал о том, чтобы его узнавали на улицах как «того самого великого матадора».
Но это всё мечты, которым сейчас было не место. Сейчас имело значение лишь одно — бой. Без всяких примесей. Только он и бык. Это их личное дело, не стоило сюда вмешивать кого-то ещё.
Эмильяно по-прежнему сидел внизу неподалёку от загона, когда к нему заглянул один из альгвасили — официальных организаторов корриды.
— Господин Гонсалес, к вам просится некий господин Рамирес. Говорит, что ему жизненно важно увидеться с вами.
Матадор нахмурил брови:
— Как он представился?
— Говорит, хочет пожелать удачи своему коллеге. Очень настойчив, говорит, без его благословения вам не победить.
— А сколько времени осталось до начала церемонии?
— Ещё сорок минут.
Эмильяно огляделся. Специальную форму он наденет только через двадцать минут. Матадор не видел причин, почему бы человеку не поддержать его.
— Хорошо, впусти его.
Альгвасили кивнул, и через несколько секунд сквозь створки протиснулся человек никак не меньше двух метров ростом с уродливыми шрамами, расползавшимися по всему лицу.
— Господин Гонсалес?
Матадор с удивлением взирал на гостя. Изуродованный лик того внушал ему трепет и почтение, впрочем, он не испытывал страха. Никто из тех, кому приходится иметь дело с разъярённым 990-фунтовым животным, не будет бояться людей.
И тем не менее, Эмильяно заинтересовался этим человеком. Что-то в его внешности говорило о том, что тот, кто стоял перед ним сейчас, много всего пережил на своём веку.
— Да, это я. Чем обязан?
— Меня зовут господин Рамирес. Я в прошлом сам матадор. Видите ли… узнав о предстоящем бое, я не мог к вам не зайти. Вы должны меня понимать.
Хесус слегка улыбнулся. Эмильяно ответил улыбкой, но внутренне, почти так же, как Мигель, вздрогнул.
— Да, разумеется. Правда, я не могу вам уделить слишком много времени, скоро бой, мне надо к нему подготовиться… я хотел бы остаться наедине, поэтому, если у вас есть что-то конкретное ко мне, был бы благодарен, если бы вы рассказали сразу об этом.
Хесус приблизился к Гонсалесу.
— Видите ли, дело в том, что я сам был когда-то матадором. Это было делом всей моей жизни, но мой последний бой окончился неудачно шесть лет назад, с тех пор я не знаю покоя… я не представляю себя без арены, капоте и шпаги…
Эмильяно подумал: «Как я тебя понимаю». Он стал испытывать симпатию к этому человеку.
— …И увидев эти афиши, я подумал, что будет здорово, если другому человеку повезёт. Мне захотелось увидеться с вами до боя, это большая честь для меня — стоять рядом с вами…
— Не стоит, право же.
— Нет-нет, стоит! Спасибо вам, что согласились меня принять. Я хочу искренне вам пожелать удачи в бою, надеюсь, сегодня вы уйдёте с арены знаменитым и богатым!
Матадор улыбнулся.
— Последнее было бы весьма кстати, господин Рамирес… так вас зовут?
Хесус кивнул.
— Да, верно. Я не смею больше вас тревожить… можно напоследок вам пожать руку?
— Разумеется!
Эмильяно с улыбкой подошёл к своему собеседнику. Тот с улыбкой на своём странном, перекошенном лице протянул правую руку. Гонсалес протянул ему свою и получил в ответ удар страшной силы в лицо. Эмильяно свалился наземь без чувств. Он не знал, что Хесус был левшой. Тот же весьма часто использовал это своё преимущество, которое давало ему некоторое ощущение неординарности и превосходства.
Убийца весьма быстро достал свой нож и перевернул матадора. Сделав пару надрезов на внутренней части бедра и ещё один надрез точно на сухожилии, он так же спешно убрал свой инструмент и счёл, что лучше удалиться как можно скорее.
***
— Господин Гонсалес, очнитесь! Бой через десять минут!
Эмильяно открыл глаза. Перед ним стояли организаторы, взволнованно смотрящие на него.
— Господи, что случилось?
— Кто это сделал с ним?
— Ты видел того человека?
— Я видел, как один…
Голоса то удалялись, то приближались…
Внезапно всё обрело ясность. Эмильяно попробовал подняться, но тут же с криком упал.
— Что случилось? Вас ранили?
Эмильяно не мог понять, как всё произошло, как всё случилось. Перед ним мелькали лица, кто-то прикладывал лёд, всё происходило будто не с ним. От обычного спокойствия перед боем не осталось и следа.
Гонсалес ощущал общее напряжение, царившее вокруг него… и странное ощущение в ноге. Внезапно до него дошло, что через считанные минуты начнётся бой. Эта мысль помогла ему собраться внутренне.
— Дайте мне мою форму, пора выходить.
Гонсалес снова попробовал встать и снова закричал, повиснув на руках стоящего рядом помощника. Он ощущал странную боль в левой ноге, которая возникала лишь тогда, когда он хотел на неё опереться. Увидев неподалёку врачевателя, который разговаривал с одним из альгвасили, Эмильяно подозвал его.
— Что там?
Врачеватель внимательно осмотрел его ногу.
— Похоже на надрез, господин Гонсалес…
Матадор взревел. Его взбесило это очевидное заявление врачевателя:
— Я понимаю это! Где именно надрез?!
— На внутренней части бедра…
— А ещё где? Я не могу толком встать, опереться на ногу, не пойму, что со мной.
— Господи…
Эмильяно посмотрел на врачевателя, чьё лицо вдруг внезапно стало ещё серьёзней. В глазах появился испуг.
— Что там такое?
Ему никто не ответил. Врачеватель лишь с испуганным видом разглядывал рану. Матадор снова не выдержал:
— Что там?!! Что там?!!! Да ответь же наконец!
В комнату заглянул бледный альгвасили, который услышал эти крики.
— Пять минут до начала.
— У вас надрез на сухожилии…
Врачеватель посмотрел на Эмильяно, который пока не понял, чем ему это грозит.
— Боюсь, вы не сможете выйти на бой. Это слишком опасная травма, вам нельзя драться.
Гонсалес побледнел. Он мгновенно вспотел, его губы пересохли. Эмильяно переводил взгляд из стороны в сторону, в глазах застыло странное выражение.
— Отпустите меня.
Никто не послушался его.
— Ради Бога, отпустите.
— Вам нельзя…
— Замолчи!
Матадор, оставшись без поддержки, опустил ногу на землю. Он сделал шаг, волоча её за собой. Вроде терпимо. Затем Эмильяно пошёл к своей форме. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, ему приходилось крайне аккуратно ступать на больную ногу. Он остановился, словно задумавшись, затем предпринял попытку отскочить в сторону. С трудом ему это удалось, хотя было заметно, что вся опора перенесена на левую, здоровую, ногу.
Он обернулся:
— Я буду драться. Передайте, что я сейчас выхожу.
Врачеватель всплеснул руками:
— Господин Гонсалес, вы свихнулись?! Вы даже маленького бычка не победите в подобном состоянии, а там — Малыш, могильщик матадоров! Я понимаю, что этот бой крайне важен для вас, но зачем кончать жизнь самоубийством?! Возможно, если поговорить с организаторами, бой будет пересён…
— Нет.
Эмильяно, уже одетый, сурово смотрел на окружающих. Он-то знал, что если сейчас не выйдет, ему засчитают поражение. Он корил себя за доверчивость, для него не составляло труда догадаться, кто подослал сюда этого огромного страшного человека.
— Бой не будет перенесён. Он состоится здесь и сейчас. Это моё окончательное решение.
Люди вокруг переглянулись. Затем снова заглянул альгвасили:
— Пора!
Эмильяно кивнул:
— Давно пора.