Никогда. Иногда. Всегда

Восьмилетняя красотуля Маша ворвалась ураганом и заорала с порога:

— Папка! Ты дома? Папочка…

— Дома. Случилась чего? — ответил папа из кухни.

«Опять с утюгом возится!» Маша в обуви потопала по коридору.

Папа действительно сидел на кухне и возился с утюгом. «Второй день!»

Маша запрыгала на месте, сдирая с себя тесные лямки ранца.

— Ты чего, доча? — откручивая какую-то гаечку, спросил папа.

Маша, уцепившись за косяк двери, сосредоточенно пыхтела, стягивая сапожки.

— Меня сегодня Валерка за косу дёрнул!

— Значит — нравишься! — усмехнулся папа в усы.

— Валерка за косу дёрнул! — почти крикнула Маша. Она уже немного злилась. Да и сапожки как приклеились.

— Ну а ты? — свою дочку папа знал хорошо.

— А я его по башке книжкой ка-а-ак шарахну! — радостно доложила Маша, тем более радостно, что сапожки наконец сдались и полетели в угол, стащив, правда, наполовину носки.

— Какой книжкой? — рассеянно, чтобы поддержать разговор, спросил папа.

Маша, приволакивая носки, подошла к столу, на котором лежал распотрошённый утюг.

— Математикой.

— А почему именно математикой? Это что, на уроке математики было? — полюбопытствовал папа.

— Да она самая толстая! — удивилась вопросу Маша. — Во! — она пальчиками показала толщину книги.

— Логично! Мог бы и сам догадаться! — хмыкнул папа.

Маша коленками встала на стул рядом с папой, упёрлась локтями в стол и, положив подбородок на ладошки, закачала головой из стороны в сторону. Косички летали с плеча на плечо.

— Ты моя красавица! — умилился папа. — Вся в маму…

— И в тебя, папочка!

— Ну, в меня ты тем, что по башке книжкой! Это да! А красавица — в маму…

— Пап! А правда десантники ничего не боятся?

— Конечно, не боятся! — Машин папа был майор ДШБ. — Как можно?!

— Значит, ты ничего не боишься?

Папа на секундочку задумался:

— Боюсь!

— Непра-а-авда! — засомневалась Маша.

— Боюсь, мама ругать будет за то, что утюг не починил!

— Не будет! — засмеялась с облегчением Маша. — Она же тебе говорила выкинуть.

— Не люблю, когда что-то не получается… — вздохнул папа. — И правда придётся выкинуть.

— Папочка! А ты в моей комнате шкаф поправь. Дверки зашатались.

Шкаф был предметом законной гордости Машиного папы. Он его сделал сам и очень любил всякие об этом напоминания.

— Это мигом! — обрадовался папа.

По дороге в комнату он тихонько дёрнул дочку за косу.

— Ну!!! — возмутилась Маша. — Ты чего?

— А что? И меня математикой по башке стукнешь? — засмеялся папа.

— Не-а! — прижалась к нему Маша. — Тебе можно!

— Тогда вот, и вот! — папа ещё два разика ласково дёрнул дочку за косички и, уткнувшись носом в её волосы, поцеловал в макушку…

Пока он возился с дверками, Маша сидела на своей кровати, подложив под себя ладошки, и пользовалась папиным хорошим настроением.

— Папочка! А ты мне купишь в комнату телевизор? А то Женька хвастается, что ей купили!

— Купим! — хмыкнул папа. — Тоже будешь хвастаться.

— А ещё… — начала Маша.

— Ну-ка прекрати выпрашивать! — вмешалась мама (они и не слышали, как она пришла). — А ты ничего без меня не обещай, — это папе.

— Есть! Мой командир! — папа чмокнул её в щёку.

— Не колись усищами! — засмеялась мама.

— И меня поколи усищами! И меня! — подскочила Маша.

Папа подхватил её на руки и защекотал действительно колючими усами.

— Усищи! Тараканище! — радостно визжала Маша. — Мамочка, спаси!..

— Машенька! — мама трясла её за плечо. — Доченька! Что-то страшное приснилось?

Маша недоуменно моргала глазами со сна. От обиды, что её разбудили в этот момент, она очень хотела плакать и сейчас держалась изо всех своих маленьких, девчоночьих силёнок.

— Нет, мамочка! Не страшное… Очень хорошее.

— Но ты кричала: «Мамочка, спаси!»

— Мамочка! Полежи со мной… — попросила Маша. Они обнялись и как-то одновременно вздохнули. — Расскажи про папу…

Мама опять вздохнула.

— Что рассказать?

— Про утюг, про шкаф…

— Да, — грустно усмехнулась мама, — два дня с утюгом возился, упрямый! Да выбрось, говорю… Не любил, когда что-то не получается. А шкафчик когда сделал, чуть от гордости не лопнул (мама то ли усмехнулась, то ли всхлипнула). Я восхищалась — так он цвёл прямо…

— И про усы… — засыпая, напомнила Маша.

— Усищи колючие! — уже явно всхлипнула мама. — Но мне даже нравилось. У десантников почему-то усы — это особый шик. И тебя маленькую щекочет, а ты смеёшься-заливаешься…

— Усищи! Тараканище! — радостно визжала Маша…

Папу она совсем, ну ни капельки, не помнила. Ей было чуть больше двух лет, когда он погиб…