Курортных городков волшебное кольцо

Дом двадцать девять по линии шесть.

Напротив — метро, посмотри.

Васильевский… Раньше горели здесь

Кинотеатра огни.

«Балтика» — до войны и после.

Механик ленту крутил.

И даже маленькой себя помню,

Как зал наполненным был.

Зритель то плакал, то улыбался.

Шёл фильм «Человек с ружьём».

И зал нам этот волшебным казался.

Всё празднично было в нём.

Нет больше кинотеатра.

Метро на Васильевском здесь.

Но рядышком, по шестой, напротив

Дом двадцать девять есть.

И в доме этом, в тридцать пятой квартире,

В сорок первом военном году

Я родилась в этом бренном мире

Матери на беду.

Я представляю, как было страшно

Женщине молодой.

Тем более, было, конечно, важно —

В семье я была второй.

Год продержалась она с буржуйкой,

С девочками на руках.

Книги сжигала и мебель, чтоб струйкой

Дым не стоял в глазах.

В конце июля сорок второго

По Ладоге спасены

И эшелоном очень строго

Направлены были мы.

Шли на Алтай эшелоны спасения.

Кому повезло — уцелел.

Бомбёжки и стоны… И вот уж селения,

Где враг побывать не успел.

А в сорок третьем — в Тверской потом,

В Ляпино, у родни.

И уже позже, в сорок шестом, —

Где город зажёг огни.

А летом сорок седьмого года

Переехали на Голодай.

Тот же Васильевский, та же природа,

Но — залива Финского край.

И комната всё же стала побольше,

На шестерых одна —

Вот почему в Белоострове позже

Была нам дана земля.

С тех пор и жили «на два фронта»,

И всем хватало забот.

Весной и летом — на земле работа,

А в межсезонье — наоборот.

Вся жизнь прошла в круговерти движений,

Забот, тревог и невзгод.

Началась своя полоса измерений,

Открытий, чудес и невзгод.

И всё же, когда я судьбой попадаю

На Васильевский и из метро выхожу,

Я дом двадцать девять на шестой встречаю

И, кланяясь, нежно душой замираю,

Словно в детство своё гляжу.