Житейские истории

И вот в июле 1946 года настало время возвращаться в послевоенный Ленинград.

Конечно, мы, дети, ни о чём не переживали, вместе с родителями мы ничего не боялись. А родители в связи с переездом перенесли много хлопот. Ведь нас было уже трое.

Я незадолго до отъезда начала терять слух. Перед отъездом в Ленинград мы стояли около поезда, ближе к паровозу. Вдруг паровоз дал такой гудок, что я подпрыгнула! Все засмеялись, а мама сказала: «Ну значит всё будет хорошо. Вылечим». И, когда мы приехали в Ленинград, мама долго ездила со мной к профессору Могильницкому Максимилиановской платной клиники.

Слух возвращался постепенно, ещё в первом классе я часто ходила с повязкой на ушах и горле. Запомнила только одно: по утрам, когда наши носы давали сбой, мама сажала нас на стулья друг против друга и вставляла нам в носы медовые палочки. Это очень помогало в лечении и горла, и носа, и ушей. Но одна беда: только мама выходила на кухню — сразу кто-нибудь из нас произносил что-нибудь смешное, и наши палочки под общий хохот вылетали из наших носов. Но тут являлась мама, и она почему-то всегда знала, кто первый начал шалить. И нам приходилось успокаиваться. А в носы вставлялись следующие палочки.

Вернулись мы в Ленинград в ту же квартиру № 35 дома 29 по 6-й линии Васильевского острова.

В коммунальной квартире — длинный-длинный коридор, а по бокам — двери, двери, двери…

Там мне запомнилась такая картинка. Посреди нашей комнаты стоял длинный стол. Мы, дети, готовились к обеду. По приезде в город мой организм снова хотел соли. Дверь в комнату была открыта, а в дверях стояли соседи и, тихонько переговариваясь, наблюдали именно за мной. Отец придвинул ко мне солонку, и я, левой рукой зачерпнув ложку соли, на глазах у всех проглотила её. После этого отец сам каждому из нас наливал ложку рыбьего жира и каждому давал по квадратику чёрного хлеба, посыпанного солью. Таким кусочком мы заедали этот вкус рыбьего жира. Раньше рыбий жир продавался только в бутылочках.

Соседи убедились в том, что я глотала соль сама, с удовольствием, и разошлись по своим комнатам. Потом это желание ушло, но иногда хотелось чего-нибудь солёненького.

Приехав в эту комнату, родители понимали, что если появится ещё одно дитё, то в комнате будет очень тесно.

Сначала мы переехали в квартиру № 37 на этой же площадке в комнату немного побольше прежней. И в феврале 1947 года у нас появилась ещё сестрёнка.

Так всё и случилось. Летом, в выходные дни, родители часто уходили из комнаты, закрывая нас на ключ. Они торопились найти обмен на большую комнату, чтобы успеть летом организовать переезд. Так было бы легче.