Умирать — это страшно

У любого великого изобретения есть своя история. И тем значимее это изобретение, тем больше тёмных пятен в самой истории. Ничто великое не было построено без жертв, иногда о них мы не знаем, но они есть всегда. Кровь всегда преследует открытия, которые будоражат наши умы. Она есть везде, и «Аппарат Смерти» здесь не исключение.

Изобретение, о котором в далёком 2011 году написал писатель-фантаст Борис Хантаев, было построено благодаря убийствам десятков, а может, и сотен человек. Точное число жертв не скажет вам никто: их просто не считали. А по правде — зачем? Одним человеком больше, одним меньше. Когда число погибших превышает три цифры, не имеет значения, погибло сто или сто и один человек, всё приравнивается к одной куче мёртвых тел. В газетах лишь изредка проскальзывали статьи, в которых мельком говорилось, что опыты проводят над заключёнными, которые были приговорены к смертной казни. Самое интересное, что эти эксперименты даже на животных толком не стали проводить. Мы живём в мире, в котором убийство макаки вызовет больший резонанс, чем убийство заключённого, и это тогда, когда повсюду только и кричат о несовершенстве нашей судебной системы. Истинную историю создания аппарата, который погружает человека в состояние смерти, не знает никто, даже его создатели. Поверхностную версию знают немногие, для прессы была придумана куда более радужная история того, что происходило в огромной научной лаборатории. Одним из этих немногих был Александр Крючков, старший научный сотрудник той самой лаборатории. Эту историю ему рассказал отец, чьё имя уже навеки запечатлено в истории как создателя одной их самых великих машин. И рассказана она была лишь с одной целью: никогда не пользоваться АС, как сокращённо называли «Аппарат Смерти» учёные и прочие лабораторные крысы. Но Александр не воспользовался предостережением отца и на восемьдесят шестом погружении в смерть встретил голую пышногрудую рыжую красавицу, которая приказала ему убить последнего верующего человека на Земле. Чем эта история закончится? Победит ли наука, или вера всё-таки возьмёт вверх? Об этом пока рано говорить, чтобы увидеть всю картину. Чтобы понять всё до конца, нужно знать истоки этой истории, какими бы страшными они ни были.

Учёным удалось доказать, что после клинической смерти нервные клетки человека восстанавливаются просто с сумасшедшей скоростью. Это привело к тому, что было решено создать аппарат, который без опасности для жизни погружал человека в состояние временной смерти, а затем так же безопасно извлекал того оттуда. Отправной точкой для начала экспериментов стала книга «Умирать — это модно», где в достаточно лёгкой форме рассказывалось о похожем аппарате. Лучшие человеческие умы работали днём и ночью над загадкой человеческой смерти. Скептики говорили, что ничего не получится, а мечтатели — что это изобретение изменит привычный мир. Они говорили, что оно позволит увеличить человеческую жизнь на двадцать процентов, что наше тело будет куда медленней подвергаться старению. Представьте мир, в котором люди легко доживают до ста двадцати, а особо счастливые — и до ста пятидесяти лет.

Первые успехи в этом деле появились в России, где удалось воссоздать достаточно похожий прототип АС, который был описан в книге писателя. Белый металлический стул, подключённый множеством проводов к самым совершенным компьютерам и медицинским машинам, должен был работать, он прошёл множество тестирований, и дело оставалось за малым. Оставалось лишь провести эксперимент. Так думали Максим Крючков и Антон Адлер. Именно их называют отцами «Аппарата Смерти». Максим был выдающимся учёным и гениальным изобретателем, с весьма радикальными методами. Крючков считал, что для создания чего-то действительно великого не страшно испачкаться в чужой крови, убить десять человек, чтобы потом спасти сотни; убить сотни, чтобы помочь тысячам. Антон Адлер был врачом, который спас не одну человеческую жизнь, изобретя лекарство от рака и ВИЧ. У каждого из них были свои корыстные цели в этом деле, ведь ничто не изобретается просто так. Эти двое выдающихся умов решили, что проводить опыты над обезьянками негуманно, да и Гринпис просто не позволил бы им. Поэтому было решено испробовать аппарат на заключённых, которым нечего терять. Им предложили принять участие в эксперименте, в случае успеха которого их смертная казнь заменяется пожизненным заключением. И желающих было много, очень много. Убийцы и насильники ехали со всех сторон света. Большинство даже не знали русский язык. Они ехали в огромную научную лабораторию в надежде, что на этот раз эксперимент пройдёт удачно и они останутся жить. Ведь на самом деле больше всего на свете мы боимся не пауков или змей, мы боимся умереть — вот наш самый большой страх. Я бы не стал бояться волков, если бы они не могли меня убить.

— Как ты думаешь, у нас это всё-таки получится? — сидя за компьютером и наблюдая через огромную стену-стекло за новой партией заключённых, спросил Максим. Его длинные, так рано поседевшие волосы сейчас падали на рабочий стол, а перхоть, что облепила его голову, плавно приземлялась на клавиатуру, за которой работал главный учёный страны. — Я начинаю сомневаться в успехе этой затеи. Быть может, человеку просто не дано пережить свою смерть?

— Я как врач тебе говорю, что дано, — произнёс Антон. На нём был белый халат, который никогда не застёгивался из-за огромного живота Адлера. — Я видел столько клинических смертей, после которых люди начинали новую, лучшую жизнь! Иногда мне даже кажется, что нам нужно умереть, чтобы начать ценить жизнь, так что…

Не успел врач договорить, как в их огромный кабинет вошла медсестра:

— Очередной подопытный готов. Попросить его привезти? — произнесла невысокая, хорошо сложенная брюнетка в очках.

— Да, у нас всё готово, — произнёс Максим, а когда девушка ушла, негромко добавил: — Если у нас всё получится и мы получим нобелевскую премию, то я обязательно сделаю этой красотке предложение, и она не сможет мне отказать: ведь кто отказывает нобелевским лауреатам?

— Думаю, у вас будут красивые дети, — произнёс врач, уже не спеша подходя к белому металлическому стулу, что находился на подиуме в центре комнаты. — Хотя всё зависит от того, как сложатся ваши гены: у вас могут быть умные и красивые дети, а могут получиться глупые, с плохим зрением да предрасположенностью к ранней седине.

— Да пошёл ты, — с улыбкой произнёс учёный, когда в их кабинет двое крупных санитаров привели очередного приговорённого к смерти.

Новый подопытный, как и предыдущие жертвы, был накачан лекарствами, от которых он толком не мог контролировать своё тело. Всё, что он сейчас мог, это разговаривать да думать. Санитары усадили его на стул, после чего связали специальным ремнём, чтобы в ходе эксперимента заключённый не упал.

— Ну что же, пожалуй, начнём, — произнёс Антон, когда оба санитара наконец-то покинули их кабинет. Врач подошёл к белому стулу и влез на подиум, после чего подключил капельницу, крепко закрепив её иглу на левой руке заключённого.

— Я надену тебе на голову специальный шлем, он снимет боль, а также сохранит мозг живым, когда всё твоё тело умрёт, — произнеся это, Антон достал полый шнур от белого мешка, что находился под металлическим стулом, и закрепил его на правой руке мужчины. — Это фильтр, он прогонит твою кровь, которую я отравлю, и она снова станет чистой, точнее, она должна стать чистой, но, сам понимаешь, изобретение новое, гарантий никаких нет.

— Зачем ты ему это всё рассказываешь, он же даже, наверное, не понимает тебя? — смеясь, произнёс Максим, который в то же время смотрел на монитор, на котором изображались жизненные показатели их новой подопытной крысы.

— Ты меня не понимаешь? — спросил у прикованного к стулу мужчины врач с пивным животом, на что тот лишь злобно фыркнул и произнёс:

— Est allé dans le cul!

— Что он сказал? — обращаясь к учёному, который, ко всему прочему, был ещё и полиглотом, спросил Адлер.

— Он послал тебя в задницу, — со смехом в голосе произнёс Максим.

— Так красиво звучит — и такой гадкий перевод! — даже немного с грустью в голосе сказал врач. — В первый раз я хочу, чтобы эксперимент не удался и этот вонючий француз сдох, — взяв в руки шприц, Адлер впрыснул в капельницу красную жидкость, которая мигом направилась к вене заключённого. — Это яд моего собственного изобретения, убивает спустя несколько секунд после попадания в кровь, его я назвал «Вино сатаны», — лишь спустя секунду врач снова вспомнил, что их новая жертва не понимает русского и, ударив себя по лбу ладошкой, со вздохом произнёс: — Тьфу, кому я это рассказываю!

— J’ai couche avec ta mere! — напоследок, перед тем как отключиться, выкрикнул француз.

— И что на этот раз этот подонок сказал? — уже со злобой в голосе спросил врач.

— Боюсь, тебе не понравится перевод, он касается твоей мамы, — без тени улыбки ответил ученый, погружённый в свой монитор. — Итак, тело этого, как ты выразился, подонка официально умерло, мозг пока живёт, так что приготовься к операции по воскрешению.

— А может, не стоит? — с надеждой в голосе спросил Адлер.

Француз, как и многие до него, представлял загробный мир иначе, чем огромную чёрную пустоту, что окружала его со всех сторон. Если бы не освещение одинокого фонарного столба, что стоял впереди, то заключённый и собственного тела рассмотреть бы не смог. Аккуратными шагами француз стал продвигаться на свет, который казался живым организмом и сейчас звал его за собой. Сделав несколько небольших шагов, заключённый увидел ещё один огонёк, который ярко светил где-то вдали, но так как до него было дольше идти, француз решил остановиться у первого столба, возле которого, ко всему прочему, стоял деревянный стул. Француз присел под яркий и тёплый свет, который тут же принялся ласкать его кожу. Заключённый даже забыл, что он мёртв, всё ушло на второй план, пока в этой кромешной пустоте не послышались шаги, а свет над его головой не замигал. Этот звук приближающихся шагов был настолько громким, что резал слух, отчего даже собственные мысли не могли быть услышаны. Но всё прекратилось, когда в нескольких метрах от заключённого появилась голая девушка с рыжими как огонь волосами и голый молодой человек с отсутствием пигмента кожи и волос, отчего всё его тело было ослепительно белым, а глаза — ярко-красными. Они стояли в нескольких метрах друг от друга и внимательно изучали заключённого.

— Так не честно, твой фонарный столб куда ближе моего, — с некой обидой в голосе произнёс парень-альбинос. — Не удивительно, что все останавливаются здесь, особенно когда ты так светишь сиськами!

— А ты между ног не светишь ничем? — с улыбкой на лице ответила рыжая красавица.

— Если бы этот убийца был гомосексуалистом, то, возможно, его мой член и мог бы заинтересовать и я бы, наверное, даже смог утянуть его на свой свет. Но ты же знаешь, как среди мужчин в последнее время мало истинных любителей мужских фаллосов. К сожалению, сейчас не времена древнего Рима, вот тогда я действительно пользовался спросом и гладиаторы валялись возле моих ног.

— Не важно, под чьим фонарным столбом он находится, итог всегда один, не так ли? — с иронией в голосе произнесла девушка.

— А ты хочешь, чтобы эти учёные всё-таки создали свой аппарат? И чтобы умирать стало модно? Ты представляешь, что начнётся тогда? — спросил альбинос.

Француз, что внимательно слушал разговор двух очень странных особ, не выдержал:

— Чёрт побери, кто вы такие, мать вашу?! — выругался он, вцепившись обеими руками в стул, на котором сидел.

— А с убийцами я вообще не разговариваю, — гордо произнёс голый человек, после чего высунул язык и отвернулся от заключённого.

— Не обращая на него внимания, все эти святоши такие чопорные! — обращаясь к французу, произнесла незнакомка. — На самом деле это совсем не важно, кто мы, главное — что тебя ждёт. Если ты просидишь на этом стуле больше десяти минут, то, несмотря на то, что совершил, попадёшь в рай. Если нет, то ад примет тебя с распростёртыми объятиями.

Француз не понимал, что происходит и в чём подвох. Не понимал он, и кто перед ним стоит. Конечно, у него была своя версия на этот счёт, в соответствии с которой в Библии бог описан неправильно.

— Хоть одна верная мысль за всю твою никчёмную жизнь, в Библии вообще одна сплошная ложь. Ведь её написали не ангелы, а обычные никчёмные люди, — прочитав мысли заключённого, изрёк молодой человек. — Давай уже начинай свою процедуру, он сел на твой стул.

Внезапно спокойствие и умиротворение, что посетили француза, исчезли, на их место пришёл неистовый страх. Все самые жуткие моменты в жизни заключённого вновь предстали перед его взором. Он как будто заново начал их переживать.

— Он не просидит эти десять минут, — глядя на крики и мучения заключённого, произнесла рыжая красавица.

— Конечно, не просидит, здесь никто не просидит и пяти минут. Душевные страдания причиняют даже больше мук, чем самая невыносимая физическая боль. Лишь человек, который ничего в жизни не чувствовал, сможет попасть отсюда в рай, — с улыбкой на лице сказал молодой человек. Истерика и слёзы француза доставляли ему настоящее удовольствие, сравнимое, наверное, только с оргазмом, которого он так давно не испытывал.

— Так в чём тогда смысл? Разве это интересно — заранее знать итог?

Парень с белоснежными волосами на секунду задумался, после чего изрёк:

— Ты хочешь что-то предложить?

Лицо девушки озарила улыбка, словно она задумала что-то недоброе:

— Позволь мне его воскресить. Вот это будет действительно неожиданно, ведь мы не знаем, к чему это приведёт.

— Понятия не умею, что ты задумала, но пусть будет по-твоему. Но у меня условие. Возможно, в будущем я тоже захочу кого-то воскресить — из любопытства, что будет, или просто назло тебе. Так вот, пообещай мне в этом деле не мешать. Одного воскресишь ты, другого — я, всё по-честному.

— Договорились, — произнесла девушка, после чего щёлкнула пальцами, и мучения француза тут же закончились.

— Мы бы могли обменяться рукопожатием, так делают люди, когда заключают какие-то соглашения, но ты же знаешь, как мне противно прикасаться к тебе после того, что между нами тогда произошло, — на полном серьёзе произнёс альбинос.

— Прошло столько лет, а ты всё ещё мусолишь старые раны, — без тени улыбки произнесла девушка и направилась в сторону заключённого, который снова поймал поток спокойствия и умиротворения. Она склонилась над его ухом и что-то прошептала ему. После чего француз исчез, и свет над фонарным столбом девушки погас. Погас и огонёк, что светил вдалеке, погрузив голую пару в одну сплошную тьму.

— Что ты ему прошептала, перед тем как отправить его в испорченный мир? — спросил альбинос.

— Я передала через него послания учёным, которые так безуспешно пытаются изобрести то, что без моей помощи изобрести нельзя.

— Я сваливаю под свой столб, нет, даже не так, я исчезаю, а ты разбирайся с тем, что натворила сама. Это твоя новая ошибка, которую мне придётся исправлять.

— Мозг сгорел, — глядя в свой компьютер, который констатировал факт смерти, произнёс Крючков. — Не знаю, почему это происходит и что мы делаем не так, всё же должно работать правильно. Как думаешь, сколько нам ещё позволят загубить этих заключённых, прежде чем нашу лавочку прикроют?

— Не знаю, всех, быть может. А потом ещё немного других. Правительство заинтересовано в нашем проекте, так что, поверь, новым мясом оно нас будет снабжать ещё долго, очень долго, мой друг, — с улыбкой на лице произнёс Антон, после чего снял шлем с мертвеца, что ещё несколько минут назад так нелестно отзывался о его маме.

— Ты так спокойно об этом говоришь. Они же всё-таки люди, пусть и в меньшей степени, чем мы, но всё равно.

— Они нелюди. Убив человека, они лишили себя права быть людьми, теперь они просто мясо. Знаешь, как я вылечил рак? Мне привозили таких же заключённых, и я их заражал, а потом пробовал лечить опасными лекарствами и очень болезненными операциями. А когда наконец-то лекарство было изобретено, я собственными руками убил заключённого, которого им спас.

— Так ты и здесь убьёшь того, кого нам удастся воскресить? — спокойно спросил изобретатель. Он знал, что если им повезёт и им удастся вернуть с того света убийцу, пожизненное заключение ему никто не даст. Никто не будет тратить деньги налогоплательщиков на содержание монстров. Всё, что обещали приговорённым к смерти, было враньём. Убийцы и насильники, если что, умрут повторно, но на этот раз без возвращения в свет. Единственное, чего он не знал, так это того, что работает с палачом, который и приведёт приговор в исполнение.

— Конечно, — сказал Адлер. — Ты кое-чего не знаешь обо мне, Максим. Мою жену убил такой же подонок, как и этот француз, так что я считаю, что они не достойны сострадания.

Крючков не хотел спорить с коллегой: он знал, что на любом великом изобретении есть кровь, в которой невозможно ни испачкаться изобретателю.

Максим хотел сказать, что сожалеет о смерти жены врача, но не сказал, так как то, что произошло потом, повергло его в шок. Их подопытный, чью окончательную смерть они подтвердили ещё минуту назад, открыл глаза.

— Используйте гораздо больше напряжения, которое проходит через шлем, — на чистом русском языке, без намёков на акцент, произнёс француз. — Не бойтесь поджарить мозг, сделайте удар тока максимальным, но закрепите резину по краям инструмента, который вы надеваете на голову. Фильтр, что вы используете, не годится, он не особо эффективен, так как не может фильтровать всю кровь одновременно, сделайте с этим что-нибудь. Обескровьте пациента полностью, пусть это займёт больше времени, но зато кровь снова будет чистой и безопасной для жизни. Сделайте так, как я сказал, и вы получите свою нобелевскую премию, — произнеся эту речь, заключённый вновь закрыл глаза, но ненадолго, через секунду он вновь взирал на людей, что убили его, только теперь в его глазах читался неистовый страх и он больше не мог говорить по-русски:

— Dieu est telle que je n’ai pas dit! Dieu est telle que je n’ai pas dit! Dieu est telle que je n’ai pas dit! — произносил француз, и на его глаза наворачивались слёзы.

— Что он говорит? — с улыбкой на лице произнёс врач, который в тот момент просто сиял от радости.

— Он повторяет, что бог с такими, как он, не говорит, — произнёс Крючков. В отличие от коллеги, его лицо не излучало радости, оно было напугано, ведь изобретателю не доводилось видеть возвращение мертвецов.

— Он врёт, бог с ним говорил, — сказал Адлер. Он подошёл к столу, на котором лежали медицинские инструменты, среди которых была и циркулярная пила для работы с человеческим черепом. Включив пилу, врач снова влез на подиум, на котором и находился металлический стул.

— Dieu est telle que je n’ai pas dit! — последнее, что сказал француз. Пила полоснула ему горло, и оттуда брызнула кровь, попав не только на одежду врача, но и на всё оборудование, что находилось поблизости. Глаза заключённого медленно закрылись, а его дыхание прервалось теперь навсегда. Перед покойником, как безумец, стоял врач с пилой. Кровь, что попала на его лицо, изображала жуткую улыбку Джокера.

— Что ты натворил! — воскликнул учёный. Он встал со своего кресла и даже хотел кинуться на врача, но у того в руках всё ещё находилась пила, и Крючков не рискнул. — Зачем ты его убил? Мы же толком ничего не узнали, что он видел, а главное, как воскрес. Его мозг был мёртв, он просто не мог снова начать говорить, а тем более на нашем языке.

— Не волнуйся ты так, — кладя пилу обратно на стол и вытирая с лица кровь заключённого, произнёс Адлер. — Я всё тебе объясню, но потом. Сначала нужно сделать новый фильтр. Сможешь что-нибудь по-быстрому придумать? А, изобретатель?

— В качестве фильтра можно использовать обычную металлическую бочку. Добавить туда несколько клапанов, сделать насос нужной мощности — и, в принципе, всё.

— Отлично, тогда принимайся за работу, а я пока позвоню твоей будущей жене и скажу, чтобы она готовила нового заключённого, желательно русского. И кстати, нужно ещё в шлем добавить резины, но ты же и сам всё прекрасно слышал, мой друг.

Всё ещё находясь в шоке, Крючков принялся делать то, что сначала сказал француз, а потом повторил врач. Мысли в его голове образовывали кашу, ведь он всё ещё пытался найти рациональное объяснение ожившему мертвецу.

— Давай я тебе пока расскажу одну историю, думаю, она всё пояснит, — произнёс Адлер. Он смотрел на санитаров, которые выносили тело повторно умершего иностранца. От стула до выхода в коридор образовалась длинная полоска крови, но эта красная линия, казалось, совсем не волновала врача, который с энтузиазмом говорил: — У меня была одна пациентка, не помню, как её звали, но это и не важно. Она лежала в коме, очень долго лежала, и все уже думали, что девушке пришёл конец. Но в один прекрасный день она приходит в себя. Все в шоке, считают это чудом. Так вот, эта девушка говорит, что в коме видела бога. Который на самом деле никакой не бородач, а молодой парень с белыми как снег волосами. Этот так называемый бог подсказал ей цифры, с помощью которых она сможет разбогатеть. Конечно, тогда ей никто не поверил, чудо — это одно, а вот бог с волшебными цифрами — это другое, тут явно попахивало сумасшедшим домом. И вот представь, как все удивились, когда эта девушка выиграла в лотерею, поставив на цифры, что упомянул бог. Тут даже самые неверующие засомневались в своих убеждениях. Но на этом история не заканчивается. Девушка берёт деньги и зовёт всех своих друзей и родственников отпраздновать свою удачу на Мальдивах. Она заказывает самолёт и в большой компании летит на райский остров, и вот тут случается всё самое интересное. Самолёт разбивается, и все, кто был на борту, умирают.

— К чему ты ведёшь? — не выдержал учёный. Он никогда не любил разговоры о боге или ангелах, всё это казалось ему сущей ересью.

— Я это говорю к тому, что у нас неправильное представление о боге. На самом деле он очень жесток. Он никогда ничего не даёт просто так, а если и даёт, то потом быстро отбирает, причиняя тебе ещё большую боль. Посмотри на меня, Максим. Я не красавец, я толстый и у меня вечные проблемы с газами, разве меня можно полюбить? Оказалось, что да. Моя жена полюбила меня таким, какой я есть, таким, каким меня создал он, — произнося это, Адлер посмотрел вверх, словно оттуда за ними кто-то наблюдал. — А потом бог отнимает её. Он убивает мою жену лишь потому, что ему нравится смотреть на людские страдания, ему нравится давать нам надежду на светлое будущее, а потом быстро её забирать.

— Твою жену убил не бог, а серийный убийца, — сказал Крючков. Учёный был ярым атеистом и никогда не понимал особо верующих людей. Верить в то, что мир создал бог, для него означало то же, что верить в Белоснежку с её семи гномами.

— Это он дал её убить. Во всём всегда виноват он. Знаешь, зачем я создаю этот аппарат?

Максим не хотел слышать ответ, так как знал его и он ему совсем не нравился.

— Потому, что я хочу встретить бога там. Посмотреть ему в глаза и высказать всё, что я о нём думаю. И если у нас сейчас всё получится, а оно так и будет, ведь то послание было моим приглашением в смерть, я буду следующим, кто сядет в АС.

— Ты явно спятил, — только и сказал Максим. Учёному хотелось встать и уйти, ведь он чувствовал что-то неладное, но он остался, и причиной этому была даже не нобелевская премия, которую ему пообещал живой мертвец, а простое человеческое любопытство. Именно любопытство заставляет нас совершать наши главные ошибки.

Когда санитары привели нового заключённого, Максим уже сделал новый фильтр, который был куда больше прежнего, и теперь дожидался, чтобы его испробовали.

— Почему здесь кровь, я же не умру? — немного в панике произнёс новый подопытный, когда его усадили на стул.

— Нет, думаю, у нас в этот раз всё получится, — с дьявольской улыбкой на лице ответил Адлер. Врач уже без объяснений надел на заключённого шлем, подключил фильтр и капельницу и так же молча отравил его кровь.

— Теперь остаётся только ждать, — сказал учёный, наблюдая в свой монитор.

Спустя десять минут заключённый открыл глаза. Его мозг не умирал, в отличие от мозга француза, и его воскрешение было объяснимо. Все жизненные показатели мужчины были в норме, даже выше нормы, сейчас компьютер говорил, что заключённый ещё более здоров, чем когда только садился на белый стул. Ещё одним существенным отличием его оживления от воскрешения француза было то, что, в отличие от иностранного заключённого, он не был в припадке и говорил спокойно, будто в состоянии эйфории.

— Это даже лучше, чем секс, — говорил мужчина, привязанный к стулу ремнём. — Это лучше любых наркотиков, что я пробовал.

Но расслабленное состояние мужчины было недолгим, ведь врач снова взял в руки пилу. Адлеру словно понравилось убивать, словно он, как и заключённый, входил сейчас в состояние эйфории: его глаза светились, а на лице сверкала улыбка маньяка, толстого маньяка с пилой.

— Пожалуйста, не надо! — крикнул Максим, не оттого, что ему было жалко приговорённого к смерти. На него, если честно, ему было наплевать, для него он был мясом, тушей, которая могла говорить и к которой у него была куча вопросов.

Но врач его не услышал или, быть может, просто не хотел услышать. Пила так же гладко вошла в шею нового заключённого, как и в тело француза. Не важно, кто мы по национальности, кровь у всех одинаковая — она и полилась во все стороны, брызнув фонтанчиком из шеи мужчины.

— Готовь прибор, следующим подопытным буду я! — всё с той же улыбкой, присущей маньякам, произнёс Антон. Он уже без услуг санитаров скинул мёртвое тело и, не побрезговав, сел на стул, заляпанный чужой кровью.

— Ты уверен? — немного иронично спросил Крючков. Непрофессиональное поведение коллеги выводило его из себя, и ему даже начинало хотеться убить его, пусть и на время, пусть и с дальнейшим воскрешением. Ведь ему кто-то всё-таки должен рассказать, что находится по ту сторону и есть ли там свет.

— Уверен, — произнёс Адлер, самостоятельно надевая шлем и прикрепляя к венам капельницу и фильтр.

— И что ты скажешь богу, если всё-таки встретишь его? — в шутку произнёс Максим.

— То, что давно уже хотел сказать: что он большой мудак.

Максим запустил «Аппарат Смерти», когда увидел, что врач сам себя отравил. Мониторы показывали, что тело Адлера умерло и сейчас живёт лишь его мозг. Крючкову оставалось только догадываться, что происходит с его коллегой в ином мире. Когда кровь полностью прошла фильтрацию, учёный приготовился к последней фазе, которая и заключалась в воскрешении. Всё шло хорошо, ещё немного — и Адлер бы воскрес, но внезапно самый совершенный компьютер, что существовал на то время, завис, словно сама судьба хотела, чтобы доктор продержался в состоянии смерти подольше. Шла одиннадцатая минута после того, как сердце Антона перестало стучать.

Одна сплошная пустота захлестнула Адлера, и весь мир в ту же секунду умер, всё перестало существовать, но лишь до того момента, пока врач не увидел свет. Одинокий фонарь на столбе светил ему, указывая путь, чуть дальше него горел ещё один огонёк, который вполне мог принадлежать другому столбу. Доктор пошёл на свет, который дарил надежду, что ещё не всё кончено, что смерть — это начало чего-то большего. Врач забыл, что он участвует в эксперименте, ему казалось, что он умер навсегда и дороги назад нет. Адлер дошёл до первого столба, возле которого находился обычный деревянный стул. Антону хотелось исследовать и тот свет, что был чуть дальше, но ему казалось, что он не спешит, поэтому врач присел. В ту же секунду он попал в нирвану собственного спокойствия.

— Этот приговорённый к смертной казни был прав, это лучше, чем секс, — произнёс, обратившись к свету, врач, словно тот был живым и сейчас слушал его. Антон закрыл глаза и увидел совсем иной мир: не чёрную пустоту, а белую. В этой пустоши стояло два фонарных столба, и фонари на них вместо света излучали тьму. Тьма первого фонаря была похожа на огромную лису с гигантскими клыками, которая поедала мужчин. Тьма второго напоминала шакала, который сейчас почему-то спал. Этот второй мир был очень похож на первый, но в тоже время он был совсем другим, в нём доктор вспомнил про свой эксперимент, и умиротворение ушло, на его место пришла истина, и врач понял, что если бог и есть, то его лучше не злить. Адлер открыл глаза, и прежняя чёрная пустота вернулась, но теперь он не был в ней один. Перед ним стояла голая девушка.

— Привет, доктор Адлер, — произнесла она. — Вижу, вам здесь удобно, так, может, останетесь у нас навсегда? — девушка говорила, а в её глазах горел огонь, но не тот, которого боишься, а тот, в котором хочется сгореть.

— Кто ты? — ничего не понимая, произнёс врач.

— Ты действительно хочешь это знать? — игриво спросила рыжая незнакомка. — Я отвечу на любой твой вопрос, но только на один, так что хорошенько подумай, прежде чем снова спросить, кто я такая, ибо мой ответ тебе не очень понравится.

Внезапно Антон вспомнил о смерти жены, о том, что человека, который её убил, так и не нашли. Адлер подумал о том, что убийца сейчас живёт припеваючи, в то время как его любовь поедают черви. Эти мысли заполняли его голову, и ни о чём другом он думать просто не мог.

— Кто убил мою жену?! Я хочу знать, кто убил мою жену!

— Хороший вопрос, — с улыбкой на лице сказала девушка. — Её убил Максим Крючков!

Спустя двенадцать минут, как доктор Адлер перестал дышать, компьютер всё-таки заработал. И Максим увидел, что мозг врача всё ещё жив, поэтому он быстро запустил последнюю фазу. Через секунду послышалось тяжёлое дыхание, врач очнулся. В его глазах не было эйфории, как в глазах последнего заключённого, его глаза были каменными. Доктор аккуратно расстегнул свой ремень и молча направился к столу, на котором лежала уже испачканная кровью пила.

— С тобой всё в порядке? — с испугом за коллегу произнёс учёный, но когда увидел, что врач берёт инструмент для вскрытия черепов, испугался уже за себя.

— Тварь! — громко крикнул Адлер и кинулся на изобретателя. С его рта не шла пена, как у безумцев, глаза не были налиты кровью, доктор находился в состоянии некоего аффекта, но в остальном был адекватен.

Максим Крючков так и не узнал, что же тогда случилось с его коллегой, который в итоге поскользнулся на крови и упал головой на пилу. В ходе новых экспериментов он смог лишь выяснить, что все, кто находится в состоянии смерти больше десяти минут, в итоге сходят с ума. Сам изобретатель никогда не использовал собственный аппарат, за который впоследствии и получил нобелевскую премию. Он сделал всё возможное, чтобы АС вышел в широкое производство, но сам был за то, чтобы никто из его семьи никогда не подходил к «Аппарату Смерти». Те, кто знают историю целиком, всегда будут умней тех, кто предпочёл услышать ложь. Максим Крючков умер во сне, его сердце просто остановилось — достаточно неплохая смерть, о которой многие могут только мечтать. Его сыну тогда было только двенадцать, но отец всё-таки успел рассказать ему историю изобретения «Аппарата Смерти», он искренне надеялся, что она напугает его, заставит бояться АС. Но случилось всё наоборот: Александр Крючков стал старшим научным сотрудником и большим любителем умирать. «Аппарат Смерти» не пугал его, даже тогда, когда перед ним появилась рыжая красотка, которая приказала ему убить всё ещё верующего в бога отца Николая. И он его обязательно попытается убить, ведь ни Адлеру, ни Крючкову, ни кому-то другому ещё ни разу не удавалось устоять перед её чарами. И вот тут как раз встаёт вопрос: кто же она? Дьявол, демон или, быть может, кто-то ещё? Возможно, эта загадка даже важней, чем битва между наукой и религией, возможно, а быть может, и нет. Быть может, всё это вообще не имеет никакого значения, ведь все мы здесь просто зрители, а то, что действительно важно, вполне может проскальзывать мимо наших глаз.

Четвёртого июля мир окончательно признал, что бога нет. В долгой войне наука наконец-то одержала победу над вездесущей религией. Для учёных этот день стал праздником, люди сжигали Библии и выходили на улицы с плакатами: «Христианство нам врало! Иудаизм нагло нас обманывал! Буддизм запудривал нам мозги!» — вот что гласили те плакаты. Человеку наконец-то дали возможность заглянуть в смерть, и он поверил в то, что узрел собственным зрением. Те, кто отказались верить, что бога нет, стали изгнанниками, и с каждым днём их становилось всё меньше, пока они полностью не исчезли. По одной злой шутке, изгнанники создали космический корабль, сев на который полетели к солнцу в надежде, что хоть там есть бог. Дальше у этой шутки есть две популярные версии. По первой — их корабль просто сгорел. По второй — изгнанникам всё-таки удалось приземлиться на солнце, правда, как — не знает никто, шутка об этом умалчивает. И вот они бродят по солнцу день, два, год, пока не понимают, что бога действительно нет, они понимают, что всё это время были тупыми овцами с пухом вместо мозгов, и эти мысли заставляют их покончить с собой, ведь, лишившись веры, они потеряли смысл жить. Эта шутка была долгое время очень популярной между работниками главной научной лаборатории «Аппарата Смерти». Они рассказывали её своим друзьям и родственникам, каждый раз добавляя всё новых и новых подробностей. Один учёный, например, вместо корабля сказал, что изгнанники полетели на голубях, которые выросли в канализации и были размером с птеродактилей. Но через какое-то время эта шутка стала бородатой, и о ней, как и об изгнанниках, просто забыли. О чём не забыли — так это о дне четвёртого июля, который стал всемирным праздником, ДНЁМ СМЕРТИ, или, как его ещё любили называть, ДНЁМ ИСТИНЫ.

По иронии судьбы, именно четвёртого июля старшему научному сотруднику Александру Крючкову было суждено второй раз встретить настоящего изгнанника отца Николая, который просто постучал в его кабинет. Бывший священник и не подозревал, что учёный, которого он встретил пару дней назад, теперь больше всего на свете мечтал его убить. Мужчина, облачённый в чёрную рясу, только и хотел, что снова испытать на себе «Аппарат Смерти» и встретить бога, который так и не успел ему рассказать, что же от него требуется для спасения веры, для спасения души этого мира. По всё той же иронии, и учёный, и бывший священник хотели практически одного и того же. Они оба хотели спасти мир. Александр — мир смерти, в котором люди обретают покой и лишаются, хоть и на время, всех своих проблем. Отец Николай — духовный мир, который был потерян и почти угас. Эти миры вроде такие разные, но если присмотреться, то во многом они схожи: в духовном мире, как и в мире смерти, люди обретали покой и уверенность, но этого не понимали ни представитель науки, ни представитель религии. Они были рабами своего мировоззрения, которое загнало их в тупик.

Когда в дверь кабинета научного сотрудника постучали, на часах уже было пол-одиннадцатого вечера. Александр Крючков надевал на голову шлем и уже собирался отравить себя ядом, чтобы умереть и воскреснуть вновь, воскреснуть новым, полным сил. В мире смерти ему не терпелось встретить рыжую красавицу, которая не выходила из его головы уже столько дней. Ну а затем он планировал отправиться на поиски бородача, что прямо сейчас стучал в его дверь.

— Кто там ещё? На двери же написано: не беспокоить, — поднимаясь с «Аппарата Смерти», произнёс учёный и направился открывать.

Он был готов навалять любому, кто находился с противоположной стороны его двери и стучал в такой поздний час. Навалять за то, что его не устраивает своя внешность, своё зрение, из-за которого ему приходилось носить очки, и уже много где седые волосы. Не устраивает реальность, от которой он и пытался убежать. Крючков хотел навалять любому, но только не бородатому мужчине в чёрной рясе, которого он хотел просто убить.

— Как ты сюда прошёл? — в шоке спросил учёный, ведь вход на нижний этаж в кабинеты старших научных сотрудников имел только персонал лаборатории.

— С божьей помощью, — запыхавшись, сказал бородач. Только тогда Александр заметил двух амбалов в чёрных майках с надписью «Охрана», что мчались по коридору в погоне за изгнанником.

— Все в порядки ребята, это ко мне — произнес старший научный сотрудник, и охранники, немного разочаровавшись, что им не удалось навалять несущему ложное слово, пошли прочь, сказав перед этим что-то неприличное, что ни Крючкову, ни бородачу, расслышать, не удалось.

— Заходи, раз пришёл, — впуская отца Николая в свой кабинет, произнёс Александр, который, даже сам того не понимая, сейчас улыбался.

— Спасибо, добрый человек, — взгляд бывшего священника устремился на белый металлический стул, подключенный множеством проводов к компьютерам. — Мне нужно снова умереть. Я знаю, ты мне не веришь, но, пожалуйста, позволь мне умереть! — бородач взмолился, и научный сотрудник на секунду подумал, что священник сейчас упадёт на колени, но тот не упал.

— Хорошо, я убью тебя, — всё с той же улыбкой произнёс Александр и принялся расхаживать по кабинету взад-вперёд, сложив за спину руки. Мужчина в очках думал о пистолете, что лежит в верхней полке его письменного стола. Он мог прямо сейчас его достать, наставить на изгнанника и спустить курок, выполнить свою миссию и спокойно отправиться в мир умиротворения, в мир, где голая красотка обязательно выполнит все его пошлые пожелания и низкие призывы. Но Крючков не был убийцей, во всяком случае пока, в большей степени он был хорошим человеком, который понимал, что у такого религиозного человека, как отец Николай, в жизни практически ничего не было, как и самой жизни в принципе. А человек не должен умирать девственником, каким бы плохим или неправильным он ни был. Мы рождаемся только благодаря сексу и, не испробовав этот плод, не должны умирать.

— Я убью тебя, — снова повторил Александр. — Но на этот раз не бесплатно. Ты заплатишь мне, заплатишь две тысячи долларов, — с усмешкой произнёс он.

— Но у меня нет таких денег, и ты это прекрасно понимаешь, — сказал мужчина в рясе, не отрывая своих глаз от прибора, который в прошлый раз сблизил его с творцом всего сущего.

— Знаю, поэтому предлагаю тебе работу, — Крючков подошёл к своему письменному столу и открыл верхнюю полку, в которой под бумагами и ножницами лежал пистолет. Искушение убить святошу прямо сейчас было очень велико, но мужчина в очках решил подождать, решил подарить изгнаннику лучший день в его жизни. — Ты будешь делать всё, что я скажу. И если всё сделаешь правильно, то к утру, когда лучи солнца снова озарят эту грешную землю, я убью тебя, — улыбка на лице научного сотрудника стала ещё шире, а в глазах появился некий блеск, ведь мужчина не врал. А правда иногда доставляет столько радости! — И для начала я хочу, чтобы ты сбрил свою бороду. Я и в прошлый раз тебе говорил, что борода — это отстой, — Александр достал с верхней полки ножницы, а с нижней — машинку для бритья, что принёс специально из дома, так как иногда из-за работы ночевал прямо здесь.

Отец Николай наконец-то оторвался от изучения необычного прибора, что позволял отправиться в смерть, и устремил свой взгляд на стол с инструментами для бритья. Мужчина в рясе с трепетом прикоснулся к своей бороде, а затем, подойдя к столу, схватил ножницы и принялся молча состригать косматую бороду.

— Вот и правильно, надеюсь, бритвой ты умеешь пользоваться? — с лёгкой насмешкой спросил Крючков, на что бывший священник ничего не ответил, а лишь грозно посмотрел в сторону старшего научного работника, который отметил, что у мужчины в рясе были безумно уставшие глаза. Всему виной были бессонные ночи, в которые изгнанник только и делал, что думал о боге, предвкушая следующую встречу с ним.

Когда отец Николай закончил, перед Александром предстал совсем другой человек, гораздо моложе и симпатичнее, и Крючков подумал, что иногда мы сами себя уродуем, растим бороду, которая нам не идёт, делаем тату, которая на нас не смотрится, мы готовы на всё что угодно, лишь бы быть не такими, как все. И если с бородой бывшему священнику можно было с лихвой дать пятьдесят, то сейчас он выглядел максимум на тридцать пять лет.

— Совсем другое дело, теперь ты хоть на человека стал похож, — произнёс сотрудник научной лаборатории. — Теперь можно и в люди идти, правда, твоя ряса — она как-то отпугивает, неужто у тебя нет ничего более современного? Ну, не знаю, там, кожаной куртки, например?

— Всю свою мирскую одежду я раздал, и кожаной куртки у меня никогда не было. Что дальше? — спросил только что побритый мужчина, в глазах которого, в отличие от его собеседника, не было и капли радости.

— Дальше мы идём в клуб. Уверен, тебе там понравится, музыка у них, без преувеличения скажу, просто божественная, — с издёвкой произнёс Александр.

Старший научный сотрудник никогда не был завсегдатым ночных клубов и бывал в них крайне редко, но по сравнению с бывшим священником он был ярым тусовщиком, который отлично разбирался во всех тонкостях электронной музыки.

Сев в машину Крючкова, они направились в клуб, который носил нескромное название «Эдем».

— Запомни, ты должен делать всё, что я скажу. Даже если тебе это будет не нравиться, ты понял меня? Иначе не увидеть тебе твоего мифического бога ещё долгое, долгое время, — сидя за рулём своего зелёного БМВ сто первой серии, произнёс Крючков. В автомобиле играла музыка, ранний рок-н-ролл, и Александр, похлопывая по рулю, иногда в такт, подпевал исполнителю.

— Я всё понял, — ответил отец Николай. Он смотрел на себя в зеркало заднего вида и не узнавал человека, что отражался в нём, без бороды он и правда был совсем другим.

— Давай поговорим о твоём боге, — вдруг весело произнёс научный сотрудник. — Разве это не жестоко — позволить каким-то людям убить собственного сына? Ну ладно просто убить, так ещё распять и заставить мучиться у всех на виду? А? Что скажешь по этому поводу? А ещё, разве не жестоко было ради испытания веры просить Авраама принести в жертву своего сына Исаака?

— Видимо, ты плохо знаешь Библию, добрый человек, — спокойно ответил отец Николай. Он уже убедился, что в Александре не осталось и капли веры. — Бог не убил Исаака. Это было всего лишь проверкой. Когда кинжал вознёсся над сыном Авраама, явился ангел, который принёс Господню весть о том, что Бог видит смирение раба своего и больше не требует такой жертвы и сын его спасён. С тех пор род Авраама был благословлён и храним Богом, ведь тот доказал свою преданность.

— Значит, вот как работает твой бог, ему нужно вечно что-то доказывать: преданность, веру, любовь, наверное, мы как собаки для него, которых он держит на поводке и иногда вздёргивает, — немного вспылив, но всё ещё с улыбкой произнёс Крючков. — Мы, кстати, приехали, — указывая на неоновую вывеску, которая гласила «Добро пожаловать в Эдем», сказал Александр, после чего покинул автомобиль. — Ты готов надкусить запретный плод?

Отец Николай, который с опаской осматривал людей, заходивших в клуб, — полуголых девушек, мужчин, накрашенных, как барышни, и кого-то вообще неизвестного пола — непонимающе посмотрел на научного сотрудника:

— Что ты имеешь в виду? Надеюсь, ты не попросишь меня грешить?

— Грешить? Нет, мы будем отрываться. К тому же, даже если ты согрешишь, разве праведная молитва о прощении не сотрёт все грехи? Насилуй и убивай, обманывай, предавай. Плюс исповедь — минус грех, — процитировав фразу из песни, что играла в машине, Александр направился к входу в «Эдем».

Мужчина в чёрной рясе не ответил. Сейчас он искренне надеялся, что их не впустят в этот дом блуда, что они не пройдут так называемый фейсконтроль, но Александр всунул охраннику сто долларов, и их пропустили даже без очереди. Мир, в котором правят одни деньги, очень тяжело спасти — так думал бывший священник.

Когда они вошли в клуб, то музыка тут же накрыла их звуковой волной. Бывший священник в жизни не слышал ничего такого громкого, как мелодии, доносившиеся из динамиков, что были повсюду.

— Почему здесь так громко? — немного в растерянности спросил отец Николай.

— Считай, что эта музыка заглушает людские грехи, — смеясь, произнёс Крючков. — Пошли к бару, я тебя угощу.

— Но я ничего не хочу, — пытаясь заткнуть уши руками, прокричал Николай, но Александр его не услышал, он принялся продвигаться через весь танцпол к барной стойке, которую уже облепили несколько неприлично одетых девушек, поэтому бывшему священнику ничего не оставалось, как слепо идти за ним. Изгнанник шёл мимо женщин, которые неприлично тёрлись о парней. Он шёл мимо мужчин, которые неприлично трогали девушек своим языком, бывший священник шёл к бару, и ему было страшно, очень страшно за души людей, собравшихся здесь.

— Дайте два пива, — крикнул бармену старший научный сотрудник. — Ты пил пиво? — уже обращаясь к мужчине в рясе, произнёс он.

— Нет, пиво — это напиток Сатаны! — твёрдо сказал Николай, когда его взгляд невольно был устремлён на коленки одной девушки, что сидела рядом с ним ну в очень короткой красной клетчатой юбке.

— Да ну, а разве Иисус не любил притронуться к выпивке? Он же вроде неплохо наседал на вино? Значит вино, — не напиток Сатаны?

Однотипная музыка продолжала играть, у неё не было паузы, одна мелодия тут же сменяла другую. Один ритм, похожий на стук сердца, заменял ритм, похожий на отбойный молоток, так что отец Николай даже не расслышал, что сказал ему его новый знакомый.

— Прости, что ты сказал? — всё ещё не в силах оторвать взгляд от сексуальных ножек незнакомки, произнёс отец Николай.

— Эй, говнюк! — вдруг подала голос девушка, на чьи ноги так упорно смотрел изгнанник. — Сначала заплати, а потом делай с этими ножками что пожелаешь. Но до этого смотри в глаза своему другу педику.

— Простите, я, честно, не хотел, — растерянно произнёс мужчина в рясе, кровь быстро прильнула к его голове, и она стала похожей на бурак.

— А наш святоша, оказывается, не такой святой, как кажется на первый взгляд, — с улыбкой во всё лицо и бокалом пива в руке сказал Александр. — Из-за тебя, кстати, меня назвали педиком, а я совсем на него не похож, — Крючков внимательно осмотрел свою белую рубашку да галстук с утками и, убедившись, что он совсем не смахивает на гомосексуалиста, повторил: — Совсем не похож.

— Я же извинился уже, — всё также растерянно сказал отец Николай. — От этой музыки у меня жутко болит голова, зачем мы вообще сюда пришли?

— Чтобы подарить тебе лучшую ночь твоей никчемной жизни! — прокричал Александр на ухо бывшему священнику, после чего уже обратился к бармену, что сейчас натирал полотенцем бокал: — У вас есть такая таблетка, чтобы моего друга хорошенько вставило? — это Крючков сказал уже гораздо тише, но бармен всё равно расслышал его хорошо. Отставив бокал в сторону, мужчина, что стоял за барной стойкой, с улыбкой на лице достал из кармана небольшую розовую таблетку и сквозь зубы процедил:

— Пятьдесят!

Старший научный сотрудник достал из кошелька купюру с Уиллисом Грантом, восемнадцатым президентом США, и отдал её прямо в руки бармену.

— Держи таблетку, она поможет справиться с головными болями, да и со всем остальным, думаю, тоже, — произнёс Крючков, вручая отцу Николаю розовый кругляш, который тот тут же проглотил, запивая его единственным напитком, что был перед ним, — пивом.

Уже через минуту для бывшего священника всё изменилось. Музыка больше не казалась такой громкой и такой безвкусной. Теперь в ней появился смысл, и она правда стала божественной.

— Эта музыка сопровождена пением Ангелов! — закатив глаза, сказал отец Николай. — Правда, ты их слышишь, Александр, они просто прекрасны!

Ноги изгнанника начали отбивать ритм, а его голова — вертеться из стороны в сторону.

— Я хочу мороженого, — сказал бывший священник. — А нет, я хочу пони, всегда хотел покататься на пони.

Крючков смотрел на отца Николая и умирал с хохоту, даже слёзы выступили на его лице.

— Пожалуйста, прекрати, а то я сейчас умру, — в порыве смеха произнёс научный сотрудник, но мужчина в рясе не хотел, а вернее, не мог прекратить.

— В меня вселился ангел, бог поцеловал меня в лоб и теперь я могу летать! — сказав это, бывший священник соскочил со своего места за барной стойкой и принялся гонять по всему клубу. — Я несу божью благодать! — с этими словами отец Николай принялся целовать всех подряд — девушек, парней, которые были как девушки, — пока не наткнулся на одного лысого верзилу, которому не понравилось, что его кто-то поцеловал.

— Вижу, ты смерти ищешь? — произнёс бугай. На что Николай искренне ответил:

— Да, я хочу встретить бога!

Недолго думая лысый мужик зарядил бывшему священнику в лоб, и для отца Николая наступила тьма.

Очнулся мужчина в рясе уже не в самом клубе, а в его туалете. Он лежал на кафельном полу, а над ним стояли старший научный сотрудник и девушка, на чьи ножки он так упорно смотрел.

— Ну что, очнулся, герой? — с улыбкой спросил Александр, в то время как девушка рядом с ним звонко тявкала жвачкой.

— Что случилось? — прикасаясь ко лбу и вставая с холодного пола, произнёс отец Николай.

— Ты на один шаг стал ближе к встрече с персонажем из твоей книжки. Осталось выполнить одну мою просьбу, и я отправлю тебя на тот свет, — сказал Крючков, а затем, посмотрев на девушку, что стояла по левое плечо от него, добавил: — Я работаю в научном центре «Аппарата Смерти». Так что никакого криминала здесь нет.

— И что это за просьба? — сложив руки на груди, спросил Николай.

Улыбка на лице научного сотрудника стала шире, и бывший священник понял, что ему сейчас предложат что-то мерзкое.

— Сними штаны и позволь этой девушке сделать то, за что я ей заплатил.

Глаза изгнанника округлись, и на них выступили слёзы:

— Пожалуйста, всё что угодно, но только не это. Я дал обет безбрачия, я не могу.

— Ну, если твой богатырь не сможет проснуться, то, что тут поделать, тогда я умою руки, и мы тут же отправимся в центр. Но я хочу быть уверен, что твоя вера так сильна, что она сможет подавить основной инстинкт. Так что снимай штаны.

Отец Николай больше не стал возражать, он стянул свои штаны, а руки отвёл за спину. Девушка, что подошла к нему так близко, как никакая другая до неё, вынула изо рта жвачку и всунула её в губы бывшего священника.

— Мне она будет только мешать, а ты пожуй, мальчик, — с этими словами незнакомка с сексуальными ножками присела на колени и спустила трусы Николая.

Изгнанник смотрел в сторону, он не хотел видеть, что делает женщина перед ним. Про себя он читал молитву, но она не помогала: как только девушка прикоснулась губами к его детородному органу, тот ожил. Член бывшего священника с каждой новой секундой становился всё больше, и на глазах Николая выступила новая порция слёз, они падали на кафельный пол, падали на голову девушки, что так упорно засовывала в свой рот его половой орган.

— В первый раз вижу, что при минете плачут, — произнесла незнакомка.

— Это слёзы радости, — сказал Крючков, после чего добавил: — Ты не отвлекайся, тебе не за разговоры заплачено.

И девушка продолжила, пока семя, что так долго таилось в теле отца Николая, не вылезло наружу, забрызгав лицо девушки.

— Ну вот и всё, а ты говорил: «Не могу». Поздравляю, теперь ты мужчина!

Когда девушка направилась к раковине, чтобы умыться, изгнанник опустился на пол. Он воткнулся в собственные ладони и принялся рыдать с ещё большей силой:

— Прости меня бог, пожалуйста, прости, — молил он.

— Ладно, натягивай свои штаны и поехали в центр, — произнёс Александр.

В кабинете старшего научного сотрудника они были, когда уже первые лучи солнца спустились на землю. За всю поездку до главного центра «Аппарата Смерти» отец Николай не произнёс ни слова, лишь стоя возле металлического стула он вновь заговорил:

— Пришло время тебе выполнить своё обещание, — практически без эмоций произнёс бывший священник.

Александр стоял возле своего письменного стола, из которого уже достал пистолет.

— И правда, время пришло, — сказал Крючков, направив оружие в сторону отца Николая. — Я так хотел подарить тебе лучший день твоей жизни, так хотел, чтобы ты отвернулся от своей веры, надкусив запретный плод. Но ты, видимо, ещё больший баран, чем я мог предположить. Ангел засунул твой член себе в рот, а ты разревелся, как школьница.

— Что ты делаешь? — непонимающе спросил изгнанник.

— Как что?! — с усмешкой произнёс Александр. — Выполняю своё обещание.

— Ты не убийца! — уверенно ответил Николай, хоть страх и мелькнул в его глазах.

— Знаешь, я раньше тоже так думал. Думал, что не смогу, но убить человека на самом деле так легко, это так же просто, как намазать бутерброд или сделать себе чай, — улыбка так и не исчезла с лица научного сотрудника, но она стала другой, более безумной. Изменился и взгляд ярого атеиста, который теперь наполнился злобой и обидой на весь мир. — Знаешь, есть в убийстве что-то величественное: когда у тебя под прицелом живой человек, ты начинаешь чувствовать себя богом, способным на всё. Признаешь во мне бога, отец Николай? И тогда я, возможно, сохраню тебе жизнь, — соврал Александр, которому на самом деле уже не терпелось нажать на курок.

— Я признаю лишь одного бога, и это не ты! — твёрдо произнёс бывший священник.

— Тогда ответь ещё на один вопрос. Умирать — это страшно?

— Нет, — соврал Николай.

Пуля в ту же секунду вошла ему в грудь. Она пробила лёгкое, разорвала грудную клетку, но не тронула сердце. Изгнанник лежал на полу, не в силах нормально дышать, из его глотки вырывались плевки крови, которые попадали ему на глаза. Последним, что в этой жизни увидел отец Николай, был мужчина в очках, который, приставив к его лбу холодное дуло пистолета, вновь нажал на курок.

Извечная пустота захлестнула бывшего священника, излечив его от всех ран. И пусть отец Николай всё равно не мог дышать, здесь он чувствовал себя хорошо. Умиротворение и спокойствие окружили его, взяв под руки и отведя к единственному свету, что освещал здешнюю тьму. Одинокий фонарный столб и стул встретили отца Николая, приглашая остаться здесь навсегда и никогда не покидать это место. Но изгнанник помнил, что свет этого фонаря ложный, что он не единственный, что где-то есть другой свет, принадлежащий господу. Не присев ни на секунду на первый деревянный стул, отец Николай пошёл вперёд, оставляя позади себя столь прекрасное место.

Тьма не хотела исчезать, а второй фонарный столб не желал появляться, сколько бы изгнанник ни шёл. Мысли о том, что бог навсегда покинул это место, что его всепоглощающий свет потух, начали посещать голову бывшего священника, пока отец Николай не увидел огонёк, подаривший надежду. Он быстро кинулся к нему в надежде ещё раз поговорить с творцом всего сущего, который сейчас, возможно, умирал.

Второй фонарный столб уже не стоял, он лежал на чёрной глади, покрытый плесенью, с лампочкой, которая сейчас еле мерцала и вот-вот была готова сгореть.

— Прости, прости меня, я тебя подвёл, — упав на колени, сквозь слёзы промолвил Николай. — Я не хотел, чтобы всё получилось именно так.

— Всё ещё можно исправить, — раздался голос, который заполнял собой всю черную пустоту, именно о нём столько бессонных ночей грезил бывший священник. Голос, который собрал в себе всё добро и тепло грешного мира, голос, который одновременно и успокаивал, и будил тебя от долгой слепой спячки. — Я дам тебе второй шанс, зло не должно победить. Только не в этот раз. Но ты должен полностью мне довериться, отдаться моей власти и непоколебимо служить мне.

— Я согласен, — сквозь слёзы, но уже слёзы счастья, промолвил изгнанник. — Я готов следовать за тобой, готов служить тебе, готов сделать всё, чтобы не подвести тебя.

— Ты воскреснешь, восстанешь из мёртвых. Ты понесёшь моё слово в мир, в котором вера утеряла своё истинное значение. И чтобы слепцы тебе поверили, чтобы глухие услышали тебя, ты получишь силу, которая докажет, что бог есть, и люди пойдут за тобой, — внезапно вездесущий, всё обволакивающий голос замолчал, и отец Николай подумал, что его связь с богом снова прервалась, что тёмные силы не хотят сделать так, чтобы добро одержало верх. Но через минуту, а может, десять минут или час голос снова заговорил: — Когда люди снова поверят, что мир создал бог, я явлюсь тебе и дам последний указ, который ты должен будешь неукоснительно выполнить.

— Да, я сделаю всё, — с глазами, полными счастья, простонал священник.

Лампочка, что какое-то время назад еле мерцала, вспыхнула, её свет потянулся к изгнаннику, который, разведя руки в стороны, отдался этому праведному, наполненному добром свету. Когда вспышка потухла, а лампочка снова загорелась так, как раньше, священник исчез. Он вернулся в мир живых, вернулся, но уже иным.

Второй фонарный столб больше не валялся на чёрной глади. Его хозяин, голый молодой парнишка-альбинос, снова поднял его, отряхнул от плесени, которую раньше сам наложил, и подкрутил лампочку, чтобы та больше так беспомощно не мерцала. Когда всё снова встало на свои места, ко второму фонарю подошла девушка, абсолютно голая, с огненно-рыжими волосами. Её лицо было переполнено злобой и ненавистью к хозяину второго столба.

— Что за игру ты затеял? Зачем всё это? Ты не должен был давать ему сил, которые тебе не принадлежат, — произнесла она.

На что голый молодой человек лишь улыбнулся:

— Эту игру затеял не я, а ты, когда рассказала этим никчемным людишкам, как покинуть этот мир.

— Я рассказала им это лишь для того, чтобы использовать их. Чтобы играть с ними, как с куклами. Чтобы наша жизнь стала хоть чуточку разнообразней.

— Всё, что ты делаешь, слишком низко, с людьми не нужно играть, их нужно истребить, раз и навсегда, Ева, — промолвил альбинос.

— Этого не одобрил бы наш отец, Адам, — произнесла девушка, немного уняв свой пыл.

— Наш отец мёртв, это они убили его, а теперь я убью их. А когда закончу с ними, убью и тебя, грязная подстилка.

— И что потом? — спросила Ева.

— Потом я создам новый мир, в котором будет новый бог. И имя ему будет — Адам, — промолвил альбинос.