Моё нескучное лето

(Повесть)

Ал.Боссер

Глава 7. Наташа-большая

Наташа-большая. Зеленоглазая блондинка. Высокая, фигуристая, красивая. Готовится быть роковой женщиной. Не знаю, как насчёт роковой, но стерва будет первостатейная. Хотя разницу я объяснить не смогу. Но это не важно.

На красивом лице Наташи-большой нет-нет да и появляется этакое высокомерное пренебрежение. Правда, она старается с нами его особо не показывать. С ней общаются просто из вежливости, что ли. Большой симпатии она не вызывает. Причём демонстративно к этому и не стремится.

Романчик её с Володей начался весьма неожиданно. Что называется, у всех на виду.

После отбоя местная молодёжь устраивала посиделки. Понятно, в те дни, когда не было танцев. Собирались на пару часиков. Стол — в складчину, кто что может. Иногда распивали на всю компашку бутылочку вина. Да, да! Там каждому по граммульке выходило.

Володя был женат. Но это не страшно. Подумаешь! Сколько было, есть и будет всяких романов, так называемых «курортных»! Кто-нибудь придаёт им большое значение?

Всё дело в том, что жена Володи Лена и пятилетний сынишка Серёжа… тоже были здесь, в лагере!!! Серёжа в шестом отряде, там самая малышня, а Лена устроилась на кухню.

Все знают, что Володя сынишку просто обожает. Ходит каждый день к отбою (в младших отрядах отбой раньше, чем общий по лагерю) и читает сказки. Там без него вся комната не ложится!

Вот однажды, неожиданно для нас, на посиделки пришли Володя с Леной. Сначала всё было как обычно. Все юморили, подкалывали друг друга. Особенно Наташа-большая старалась.

Вдруг Володя встаёт и говорит:

— Пойду-ка я на озеро. Купаться охота! — поворачивается к Наташе-большой и спокойно так предлагает: — Компанию составишь?

Все замерли. А Наташа — тоже абсолютно спокойно:

— Пошли! С удовольствием…

И они ушли!!!

Лена сидит, слова не говорит. Белая как простыня.

Так и пошло. Лена, конечно, больше не приходила, а эти деятели просто демонстративно или уходили с посиделок, или приходили в обнимку, когда их уже и не ждали.

Собственно, их вообще никто не ждал. Просто, не сговариваясь, решили не вмешиваться. Хотя всё это было и странно, и неприятно.

Что у них там было, никто не знал. Я думаю, может, ничего и не было. Не удивлюсь, если Наташка Володю попросту «динамила».

Как всё неожиданно у всех на виду началось, так же неожиданно и опять, можно сказать, у всех на виду и закончилось.

Прошёл примерно месяц. И вот на очередных посиделках случайно, а может, и не совсем, кто-то завёл разговор о детях.

Вожатая шестого отряда и говорит:

— Володя, Серёжка твой такой чудесный мальчишка! И на тебя так похож!

Володя вдруг побледнел смертельно, а Наташа-большая только фыркнула презрительно.

И тут мой Виталька заявляет:

— Ну вы и сволочи!

Володя как ждал. Вскочил, глазами сверкает:

— Ты что сказал, сопляк? Да я тебе сейчас морду набью!

Я придерживаю Витальку и спокойненько говорю:

— Ты, Володя, не горячись! Виталька сказал то, что тут все думают. Или мне тоже морду набьёшь?

Сама киплю внутри.

Володя сел и бормочет:

— Сопляк! За бабой прячется.

Я тогда почему-то не придала значение тому, что Виталька промолчал.

На следующий день, во время тихого часа, Виталька сказал, что у него болит голова и он пойдёт к себе отдохнуть. Ну ладно!

А минут через двадцать прибегает Наташа-маленькая:

— Алинка, там в клубе Виталика избивают, — (так и сказала: «избивают»).

В клубе мужчины собирались поиграть в бильярд и настольный теннис. Женщины туда почти никогда не ходили. Может, кроме Наташи-маленькой. Она всегда старалась быть около Бориса Аркадьевича.

Виталька там ни разу не был. Можно было не сомневаться, зачем он туда пошёл на этот раз.

Я ворвалась в клуб, но в дверях меня перехватили физрук с тем же Борисом Аркадьевичем.

Драку, конечно, уже разняли. Потом я узнала, что Виталька зашёл, при всех назвал Володю подонком и залепил пощёчину.

Пока их разняли, Володя успел Витальке настучать. Подбитый глаз, разбитая губа, по мелочам ещё!

Я только что не рычала как тигрица! Если бы в тот момент добралась до Володи, мало бы ему не показалось!

Но, к счастью, меня удержали.

Поостыв, я и сама поняла: Виталька бы воспринял моё вмешательство как оскорбление.

Я увела его умываться. Сбегала на кухню за льдом. Ну, врачевать ушибы и синяки мне же не привыкать!

К моему удивлению, Виталька итогами драки не тяготился. Даже вроде доволен был: «Я ему тоже врезал!» Ну мальчишка!

Вечером мы с отрядом шли после ужина в корпус, когда навстречу вышел Володя.

На всякий случай я взяла Витальку под руку и только собиралась с презрительным безразличием пройти мимо, как Володя окликнул:

— Алина Дмитриевна, можно тебя на минутку?

Третий отряд остановился без команды, Виталька, высвободив руку, отстранил меня в сторону и шагнул вперёд:

— Проваливай давай!

Самой каратистке-раскаратистке приятно, когда за неё заступаются!

Но Володя повёл себя совсем неожиданно. Он примирительно протянул руку и сказал:

— Виталий, извини, пожалуйста… Ты был прав. Мир?

(Тут надо пояснить, что начлагеря решил в ситуацию не вмешиваться. Ведь драку начал Виталька, а все, в том числе и начлагеря, считали, что по сути он прав. Так что извинения Володи, которого в самой драке никто и не винил, были искренними, тут можно было не сомневаться.)

Виталька от удивления потерял дар речи. Я легонько пихаю его в бок и шепчу:

— Ну, Виталька! Помиритесь!

Третий отряд внимательно за всем наблюдает. Витальку любят, и поэтому на Володю смотрят недоброжелательно.

— Виталька! — ещё раз толкаю своего рыцаря.

Он, вздохнув, протягивает руку:

— Ладно, проехали!

— А теперь, пожалуйста, я с Алиной Дмитриевной переговорить хочу… — просит Володя.

— Виталька, веди отряд, я скоро! — распоряжаюсь. Мне очень интересно: и зачем это я Володе понадобилась?

Мы присели на лавочку.

— Алина, ты же психолог?

— Будущий! — честно уточняю.

— Не важно! — машет рукой Володя.

— Вообще-то я детский психолог.

— Ещё лучше! — Володя вздыхает.

Сидим, молчим.

— Володя! — напоминаю. — Если хочешь что-то сказать, говори. Меня отряд ждёт.

(Во будет прикол, если он сейчас мне в любви признается!)

Володя опять вздыхает, а я усмехаюсь своим предположениям.

— Не знаю, как начать, ты же понимаешь, я посоветоваться, конфиденциально, — (киваю). — Просто запутался совсем, — (Ну так, блин, распутывайся!) — В общем, ты же знаешь, когда в лагерь устраиваешься работать, надо анализы сдать, — (заинтриговал до невозможности). — Я уже не первый год на лето иду в лагерь работать. А тут сам, понимаешь — сам! Сам попросил сделать полный анализ. В общем, подробности не интересны, только выяснилось, что я не могу иметь детей!

Я сижу в полном шоке!

— Мне просто крышу снесло! — продолжает Володя. — Я сам не знаю, что делаю и зачем. Убить эту гадину хотел. Получается, она меня всё время обманывала! И что мне теперь делать?

Он почти кричит, и я успокаивающе беру его за руку.

— Знаешь, Володя, или прости и живите, а не можешь простить — расходитесь. Мучить её и себя — не надо.

— Ну ты даёшь! — возмущается Володя. — А Сергуня? Он же меня любит. И… и я его тоже… Как с ним? Прийти и сказать: «Всё, Сергуня, я тебе больше не папка, ты меня не люби и я тебя не люблю?»

Первый раз в жизни жалею о выбранной профессии. Это же мне и такие истории разрешать надо будет! Да кто я такая! Какое право имею советы людям давать! Советы, от которых вся их дальнейшая жизнь зависит!

Ох-хо-хо!

— Володя! — решаюсь я наконец. — Ты эти годы с Леной как жил? Она какой-то повод давала?

— Да всё нормально было! — он порывисто вздыхает. — Если бы не анализ этот чёртов…

— Значит, так! — (я приняла решение, и пусть все эти «профессиональности» психологические катятся к чёртовой матери!) — Значит, так. Ну уйдёшь ты к другой женщине. У неё тоже прошлое будет. Оно у всех есть. А сына точно потеряешь. Ты сейчас ради него успокойся, поговори с Леной. Постарайся простить. Кстати, она могла и не знать точно, кто отец. Ну ты же Серёжку по-настоящему любишь! Все в лагере знают, как ты сказки каждый вечер читаешь, — (в бою меня дисквалифицировали бы за запрещённый удар).

— Спасибо! — Володя облегчённо вздыхает.

Люди всегда принимают с удовольствием и облегчением советы, которые отвечают их тайным или явным желаниям. Пытаться их переориентировать — дело неблагодарное.

«А как же профессионализм? Как психология?» — спросите вы. Ну, я уже сказала. Пару строчек выше. Посмотрите, если забыли…

Виталька, конечно, попытался вызнать, про что мы с Володей говорили. Я честно сказала:

— Про жизнь.

А Наташа-большая уже через пару дней хороводилась с одним из экспедиторов. Наверно, в рамках своей подготовки к роковой роли. Не знаю, как роковая женщина, а стерва из неё получится отменная. Я уже это говорила?